Над Кольским полуостровом нависла полярная ночь. Солнечные лучи уже давно не заглядывали в окна. По утрам было сумрачно, и постоянно болела голова, отчего Павел Николаевич Ларин зачастую впадал в меланхолию.
В майке, заправленной в трико, и в шлёпанцах на босу ногу, он вошёл в кухню и включил газ. Пока в чайнике закипала вода, успел побриться. Глядя в зеркало, Ларин заметил на лице пару новых морщин. Ради интереса он попытался отыскать в густой шевелюре хоть один тёмный волосок, но все его старания были напрасны.
Всё же лучше быть седым, чем лысым, — подметил Павел Николаевич и, насухо обтеревшись махровым полотенцем, освежил гладко выбритые щёки пахучим одеколоном.
Какой нынче день? — обжигаясь горячим кофе, подумал он.
Что воскресенье, что понедельник — теперь всё было едино… Павел Николаевич непроизвольно начал размышлять о превратностях беззаботной старческой жизни.
Телефонный звонок прозвучал в момент, когда Ларин только что надкусил бутерброд.
— Слушаю вас, — сказал он, неловко прижимая к уху телефонную трубку.
— Павел Николаевич! Это вы? — раздался взволнованный женский голос.
— Слушаю вас, — повторил Ларин.
— Павел Николаевич, вы меня не узнали?
— Простите, нет.
— Я — Татьяна Зиновьевна Лихачёва. Два года назад мы вместе отдыхали на Чёрном море, снимали комнаты у одной хозяйки. Помните, такая маленькая, толстая и вредная?
— Кто? Хозяйка? — не понял Ларин.
— Да, тётя Полина.
— Вы были с дочерью? — Павел Николаевич на секунду задумался. — Кажется, её зовут Леночкой?
— Зерно! — воскликнула Татьяна Зиновьевна. — А вы были с женой и внучкой.
— Теперь я вас вспомнил, — сказал Ларин. — И как это вы меня разыскали.
— Павел Николаевич! У нас несчастье… Вы же работаете в уголовном розыске?!
— Работал, Татьяна Зиновьевна. Работал, голубушка. Уже год как на пенсии.
— Тогда извините. Павел Николаевич, — огорчённо произнесла Лихачёва, — я ведь не знала.
— Может, всё-таки смогу чем помочь? Что у вас отучилось? Что-нибудь с дочерью?
— У нас сосед пропал.
— Молодой или в возрасте?
— Да уж под пятьдесят.
— Женат?
— Был когда-то.
— Может, у него зазноба объявилась? — предположил Ларин.
— Тут такое дело, Павел Николаевич… Мы живём в коммунальной квартире. Обычно Иван Никанорыч не отлучается на длительный срок. И вот… Пропал!
— Татьяна Зиновьевна, голубушка, но это взрослый человек! Насколько я понимаю, он не обязан ни перед кем отчитываться, где и каким образом проводит личное время.
— Я с вами согласна, — всё тем же взволнованным голосом ответила Лихачёва, — но из его комнаты идёт какой-то отвратительный запах.
— Может, у вашего соседа испортился холодильник?
— Павел Николаевич, поверьте мне, что здесь что-то более серьёзное.
— Тогда вам следует обратиться в полицию.
— Я надеялась на вашу помощь. Извините за беспокойство.
— Татьяна Зиновьевна, голубушка, — уступчиво сказал Ларин, — имейте в виду, что вам всё равно придётся обратиться к компетентным органам. Ну, ладно, я сейчас подъеду. Диктуйте ваш адрес.
Он спешно допил кофе и уже вскоре вышел на улицу. Опасливо поглядывая на свисающие с крыш огромные ледяные глыбы, и с трудом преодолевая скользкие участки тротуара, он наконец-то добрался до остановки.
Лишь опустившись на кожаное сиденье автобуса, он смог отчётливо представить Татьяну Зиновьевну Лихачёву. Ниже среднего роста, худощавая, стройная, с хорошими манерами и приятной внешностью, она была интересным собеседником. Её дочь, шестнадцатилетняя девушка с пышными каштановыми волосами, также оставила о себе приятные воспоминания.
— Павел Николаевич! Здравствуйте! Вы уж простите, что пришлось вас побеспокоить, — открывая дверь, произнесла Татьяна Зиновьевна.
По её бледному лицу скользнула лёгкая улыбка.
— Здравствуйте, голубушка! Здравствуйте, — добродушно ответил Ларин. — А вы всё хорошеете, Татьяна Зиновьевна…
— Ах, бросьте, Павел Николаевич, — поправляя причёску, проговорила Лихачёва. — В парикмахерскую сходить некогда.
— Переступив через порог квартиры, Ларин окинул беглым взглядом прихожую. Это был длинный и широкий коридор, заставленный какими-то сундуками, ящиками, старыми чемоданами, коробками и прочим хламом. Был здесь и ржавый велосипед, лет, пожалуй, десять висевший на большом гвозде под самым потолком.
— Где проживает ваш сосед? — поинтересовался Павел Николаевич.
— У нас четыре квартиросъёмщика. Вот эта комната принадлежит ему…
Татьяна Зиновьевна указала на вторую дверь с правой стороны, и тут же добавила:
— Иван Никанорыч — отвратительный человек! Мы не живём рядом с ним, а мучаемся! Вообще-то он нелюдимый. А недели за две до его исчезновения был таким весёлым и радостным, что я, грешным делом, подумала, что влюбился мужик на старости лет. Никогда раньше таким его не видела.
— По-моему, вам уже давно нужно было позвонить в полицию, — задумчиво сказал Ларин, подойдя вплотную к двери Ивана Никаноровича. — И давно у вас этот запах?
— Сначала я не придала ему особого значения, но вчера вечером впервые по-настоящему обратила на него внимание. Я и мусорные вёдра вынесла, во все кастрюли заглянула…
Ларин достал из кармана носовой платок и осторожно взялся за ручку.
