Чему быть — тому не миновать, даже если ты самый могущественный волшебник.
Хотя Джеффри Форд принадлежит к числу относительно новых авторов, он уже успел в 1998 году получить Всемирную премию фэнтези за свой первый роман «Physiognomy» («Физиогномика»), а после этого, в 2003 году, еще две Всемирные премии фэнтези — за рассказ «Creation» («Сотворение человека») и сборник «The Fantasy Writer’s Assistant and Other Stories» («Секретарь автора фэнтези и другие истории»). В 2004 году Форд удостойся премии «Небьюла» за рассказ «The Empire of Ice Cream» («Империя мороженого»). Его произведения печатались в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Sci Fiction», «Black Gate» и во многих других изданиях. Перу Форда принадлежат романы «Vanitas», «Memoranda» («Меморанда»), «The Beyond» («Запределье»), «The Portrait of Mrs Charbuque» («Портрет миссис Шарбук») и другие.
Джеффри Форд живет в Медфорд-Лейке, штат Нью-Джерси.
Когда это существо только обнаружили, первые сообщения о нем были нелепы: внешность — смешение частей, улыбка — тут и вовсе не находилось подходящих эпитетов. Говорили, что существо имеет цвет пламени, раскаленных углей, какого-либо цветка. Каждый свидетель пытался подражать его песне, но это так никому и не удалось. Мой наставник, волшебник Уоткин, велел мне все, что рассказывали, фиксировать в виде слов и образов. Такова была королевская воля. «Слушайте, что они там городят, — распорядился король. — И пусть знают, что вы записываете все по моему приказу. Хотя они лишь попусту болтают, старина». Мой наставник кивнул и улыбнулся, но после того, как король вышел из комнаты, повернулся ко мне и прошептал:
— Мантикора! Это последняя мантикора, сомнений быть не может.
На склоне дня мы смотрели с балкона, как королевские охотники возвращаются во дворец из леса, росшего за широким зеленым лугом; кровь жертв мантикоры оставляла на траве ярко-красный след.
— Это очень старая мантикора, — продолжил волшебник. — Такой вывод можно сделать из того, что лошадей она пожирает полностью, а вот от людей зачастую остается пара неповрежденных конечностей.
Он наложил на чудовище заклинание защиты, продев в игольное ушко перышко колибри.
— Вы хотите, чтобы оно осталось в живых? — спросил я.
— Чтобы мантикора умерла только естественной смертью, — ответил он. — Ее не должны убить королевские охотники.
Перед самой осенью мы сидели с другими придворными на парапете крепостной стены, смотрели на луну и звезды и слушали схожие с пением флейты трели мантикоры, доносящиеся из отдаления, откуда-то из-за темных деревьев. Они напоминали звон множества хрустальных бокалов. Дамы при свечах играли в карты; волосы их были напудрены и уложены в высокие прически. Джентльмены сидели, развалясь, курили трубки и обсуждали, как бы они прикончили тварь, если бы им довелось это сделать.
— Волшебник, — произнес король, — я думал, ты примешь меры.
— Я и принял, — отозвался Уоткин. — Но это нелегко. Магия против магии, а я уже немолод.
Несколько мгновений спустя рядом с королем возник его инженер. Он принес с собой механическое оружие, в которое вставлялась стрела из слоновой кости.
— Наконечник смочен кислотой, которая разъест плоть этого существа, — пояснил инженер. — Целиться надо в любое место выше шеи. Механизм орудия нужно держать хорошо смазанным.
Его высочество улыбнулся и кивнул.
А неделю спустя, во время ежедневного ритуала, в ходе которого король оценивал состояние своего королевства, ему доложили, что мантикора сожрала двух лошадей и охотника, оторвала помощнику инженера правую ногу и так смяла и скрутила новое оружие, что отравленная стрела, предназначенная для чудовища, развернулась в обратную сторону и вонзилась своему изобретателю в ухо, да так, что мочка стекла с головы, словно воск с горящей свечи.
— Мы опасаемся, что бестия отложила яйца, — сообщил инженер. — Я предлагаю сжечь лес.
— Нет, лес мы жечь не станем, — возразил король.
Он повернулся и посмотрел на Уоткина. Волшебник притворился спящим.
Я помог старику подняться с кресла и проводил его по каменным ступеням лестницы вниз, в коридор, ведущий к нашим покоям. Прежде чем я отпустил своего наставника, он схватил меня за воротник и прошептал:
— Заклинание слабеет, сердцем чую.
Я кивнул. Он отстранил меня и оставшуюся часть пути до своих комнат преодолел без моей помощи. Я следовал за ним, оглядываясь через плечо; я был практически уверен: король в курсе, что его волшебник обратил свое искусство против него.
Я лежал в своем закутке, примыкающем к западной части мастерской. Из него мне виден был подвешенный вверх ногами безволосый розовый труп обезьяны-горбуна, свисающий с потолка в соседней комнате. Волшебник выписал его из Палджерии пять лет назад — во всяком случае, так утверждалось в отчетности. Когда заказ прибыл, по реакции наставника я понял, что он уже не помнит, что намеревался с ним делать. Два дня спустя он подошел ко мне и сказал: «Посмотрим, что ты сумеешь создать из этой обезьяны-горбуна».
Я понятия не имел, в каких целях можно этот труп использовать, поэтому просто повесил его в мастерской.