Загадка старой колокольни

Вам, наверно, не терпится узнать, что означает слово «Жужу». Чтобы вы не терзались в разного рода догадках, сразу же объясню: это я.

Удивлены? А я просто был ошарашен, когда узнал, что это моё имя. Но что поделаешь? Разве тебя спрашивают, какое имя приклеить? Как захотят, так и назовут.

Вот так и меня.

А началось это сразу же в первый день, как только я пришёл в школу. На втором уроке учительница поняла, что я не выговариваю букву «ж». Я не мог произнести «журавль». Вместо этого говорил «зуравль». Я не смог повторить «жизнь», сказал «зизнь». И ещё многие слова я безбожно коверкал.

Когда вымучивал слово «зуравль», весь класс покатывался со смеху. А мне стало ужасно обидно. И я заплакал.

Тогда учительница подошла ко мне, погладила по голове:

— Не горюй, Володя Корниенко. Не надо. Мы тебя научим многому. Со временем ты будешь правильно произносить все слова. А поэтому не нужно плакать. Но маме скажи, чтобы она завтра пришла в школу.

На следующий день мама появилась в школе. Вместе с учительницей она ходила по длинному коридору и о чём-то тихо с ней беседовала.

А ещё через день мама повела меня в поликлинику. Врач в белом халате и в белой шапочке, посадив меня напротив себя, приказал повторять за ним стихотворение:

Но у меня снова ничего не получалось с произношением буквы «ж». Тогда врач сказал мне, что язык мой просто ленив. Он, негодник, лежит неподвижно во рту и спит. Я должен заставить его работать, устроить ему так называемую физкультурную зарядку.

Как это делается? А так. Поднять кончик языка и говорить: «Я жук… Я жук… Жу-жу-жу…»

Повторять надо везде: на улице, дома, в школе. И чем чаще, тем лучше. — Обязательно, Володя, это делай, — советовал врач, кивая головой, — иначе над тобой будут часто подсмеиваться дети…

Я не хотел, чтобы надо мной потешались, и, где бы ни находился, через каждые пять минут тянул: «Я жук… Я жук… Жу-жу-жу…» И на уроке тоже. Учительница как-то спросила:

— Это что же у нас — жук завёлся в классе? Мой сосед по парте, Лёнчик, сказал:

— Это Володя Корниенко упражняется. Учительница улыбнулась:

— Молодец, Володя, что помнишь советы врача. Тогда я смелее:

— Жу… жу…

Весь класс повернулся в мою сторону и захохотал. Учительница наклонилась ко мне, шепнула:

— Лучше упражняйся, Володя, дома… Или возвращаясь из школы. Чтобы никто не мешал тебе.

Вот с тех пор и прозвали меня «Жужу».

Я переходил из класса в класс, был уже в пятом, но это прозвище от меня так и не отстало.

Мало того что в школе меня все так называют, так даже во Дворце пионеров, где мы с Лёнчиком в клубе интернациональной дружбы «Глобус» занимаемся, только и слышно: «Жужу», «Жужу». И виноват в этом, конечно, мой друг Лёнчик, потому что он проболтался.

Если кто-нибудь из вас коллекционирует марки, приходите к нам в клуб, мы получаем письма из всех стран. Как говорит Лёнчик: вся планета в наших руках.

Однажды Любовь Васильевна — руководитель нашей группы — показала нам синий конверт. На нём были необычайно красивые марки. Но не они привлекли наше внимание.

Я забыл вам сказать, что мы с Лёнчиком изучаем немецкий язык. И те письма, которые были написаны по-немецки, поступали в нашу группу.

Читает их Любовь Васильевна, а мы переводим сообща. Потом письма мы разбираем по домам и приносим уже написанные переводы.

Так было и с тем письмом, которое Любовь Васильевна вынула из синего конверта.

Письмо нас всех очень взволновало.

Я не буду его пересказывать. Лучше вы сами прочитайте перевод, который мы сделали с Лёнчиком.

Вот он:

— «Дорогие друзья!

Я живу в Дрездене, недалеко от площади Единения, на которой стоит памятник погибшим советским воинам.

Сегодня наш отряд носил к памятнику цветы. Мы стояли в почётном карауле. В эти торжественные минуты я и решил написать вам письмо.

Звать меня Вилли Кюнте. Я очень хотел бы познакомиться с вашим пионером, подружиться с ним. Но со смелым, отчаянным мальчиком, потому что у меня необычная просьба.

В вашем городе на крутом берегу реки есть старый монастырь с высокой колокольней. Эта колокольня мне очень дорога. Не только мне, но всей нашей семье.

Дело в том, что давно, ещё до вашей Великой Октябрьской революции, настоятели монастыря захотели на колокольне установить часы. Но такие, чтобы они каждую четверть часа заставляли звонить колокола.

Настоятели обратились к немецкой фирме. Часы изготовили, и хозяин предприятия послал моего деда — механика — установить их и научить кого-нибудь из служителей управлять ими.

Дед сделал всё, что ему велели. А перед отъездом домой на корпусе часов прикрепил медную табличку со своим именем.

В сорок третьем году, в последнюю войну, мой папа, кажется, оставил на той табличке и свою роспись.

Но об этом в следующий раз. Сейчас хочу рассказать про деда.

Ему была уготована тяжёлая судьба. Он был коммунистом, дружил с Тельманом, и, когда страной начал править Гитлер, моего деда вместе с Тельманом посадили в тюрьму.

Я деда не знал. Но он писал дневник. Несколько толстых тетрадей сохраняются у нас в ореховой шкатулке, рядом с фотографиями и письмами, как самая дорогая семейная реликвия. Прочитав дневник, я узнал о часах.