This edition published by arrangement with InkWell Management and Synopsis Literary Agency
© Lena Dunham, 2014
© Е. Чебучева, перевод на русский язык, 2016
© З. Ящин, леттеринг, 2016
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Издательство CORPUS ®
* * *
Моей семье, конечно же Норе.
И Джеку, который именно таков, как она говорила.
Однако она все ждала какого-то события.
Подобно морякам, потерпевшим крушение, она полным отчаяния взором окидывала свою одинокую жизнь и все смотрела, не мелькнет ли белый парус на мглистом горизонте.
Она не отдавала себе отчета, какой это будет случай, каким ветром пригонит его к ней, к какому берегу потом ее прибьет, подойдет ли к ней шлюпка или же трехпалубный корабль, и подойдет ли он с горестями или по самые люки будет нагружен утехами.
Но, просыпаясь по утрам, она надеялась, что это произойдет именно сегодня…
Гюстав Флобер «Госпожа Бовари»[1]
Ты слишком поспешно заплетаешь энергию жизни в косички искусства.
Отец, выговаривая мне
Мне двадцать лет, и я себя ненавижу. Ненавижу свои волосы, лицо и выпуклый контур живота в профиль. Дрожь в голосе, из-за которой мои стихи звучат слезливо. Слегка повышенный тон, которым родители разговаривают со мной (с сестрой они общаются иначе), словно я — психанувший клерк и, если давить на меня слишком сильно, могу взорвать полный подвал заложников.
Эту ненависть я прячу под агрессивным довольством собой, скажем так. Я крашу волосы в кричаще-желтый цвет и ношу стрижку маллет, не потому, что так модно, а скорее под влиянием фотографий девочек-мам из 80-х. Я одеваюсь в спандекс неоновых оттенков, обтягивающий все проблемные места. У меня было жестокое сражение с мамой, когда для похода в Ватикан я выбрала короткий топик с принтом из бананов и розовые леггинсы и религиозные туристы шарахались от меня с выпученными глазами.
Я живу в общежитии, которое еще не так давно служило приютом для малообеспеченных стариков, и стараюсь не думать о том, где они сейчас. Моя соседка по комнате уехала в Нью-Йорк изучать кулинарию по принципу «с фермы на стол» и лесбиянство. Целая спальня на первом этаже осталась в моем распоряжении, и я очень этому радовалась, пока однажды ночью некая участница женской команды по регби не вломилась в общагу, чтобы накрыть неверную любовницу, по пути сорвав с петель мою дверь с москитной сеткой. Я купила видеомагнитофон и спицы для вязания и теперь почти каждый вечер провожу на диване. Связала половину шарфа для парня, который мне нравится, но у него началась маниакальная фаза биполярного расстройства, и он бросил учебу. Я сняла два короткометражных фильма, которые мой отец счел «интересными, но не по существу», а мой писательский дар атрофировался настолько, что я взялась переводить стихи с тех языков, которыми не владею. Цель этого сюрреалистического упражнения — вдохновлять себя, а главное, гнать прочь вредную мысль, то и дело возникающую помимо моей воли: что я урод. К двадцати девяти годам я попаду в приют для душевнобольных. Я никогда ничего не добьюсь.
Вы бы ни за что не заподозрили меня в таких мыслях, встреться мы на вечеринке. На людях я отчаянно весела, наряды на мне исключительно из секонд-хенда, плюс накладные ногти, и я вовсю стараюсь победить сонливость от лекарств (350 миллиграммов ежевечерне). Я танцую без удержу, смеюсь без удержу над собственными шутками и запросто упоминаю в беседе свое влагалище, словно это шкаф или машина. В прошлом году я переболела мононуклеозом, и он до сих пор напоминает о себе. Время от времени один из моих лимфоузлов распухает, становится размером с мячик для гольфа и выпирает из шеи, как болт у монстра Франкенштейна.
У меня есть подруги, отличные девчонки, но их увлечения (выпечка, гербарии, защита интересов местных жителей) мне безразличны. Я вижу в этом свою вину: неспособность чувствовать себя свободно в их компании доказывает раз и навсегда, что я ни на что не гожусь. Я смеюсь, поддакиваю и нахожу повод уйти домой пораньше. Меня постоянно гложет чувство, что настоящая дружба ждет впереди, за пределами колледжа — необыкновенные женщины, которые стремятся вперед так же бесстрашно, как нарушают нормы. Они носят потрясающие высокие прически, похожие на подстриженные деревья Версаля, и ни при каких условиях не бросят «болтай поменьше», когда ты рассказываешь свой эротический сон про отца.
Но точно то же самое я думала в старших классах школы: моя компания живет не здесь и не так и наверняка примет меня, едва наши пути пересекутся. Я получу столько любви, что будет неважно, нравлюсь ли сама себе. Стоит им увидеть во мне хорошее, как его увижу и я.
* * *
По субботам мы с подругами грузимся в чей-нибудь старенький «вольво» и едем в секонд-хенд покупать цацки, пропахшие чужим бытом, и чужую одежду, надеясь, что наша собственная в сочетании с ней будет смотреться лучше. Мы все хотим быть похожими на героинь ситкомов нашего детства, когда мы были маленькие и восхищались тинейджерами. На меня не налезают ни одни штаны, пока я не перехожу в отдел для беременных, поэтому обычные мои покупки — мешковатое платье и свитер «косби»