Побывал в Индии. И вернулся. Индия считается недостижимой. Поэтому, где я, собственно, побывал? Потратил 600 долларов. Индия — слишком дешево за 600 долларов. Настоящая Индия была бы несравненно дороже. Это, видимо, гипноз какой-то был или что-то в этом роде. Какое-то мероприятие для умственно отсталых тружеников села, в духе того, что самолет тяжелее воздуха, а летает. Могла бы быть настоящая Индия. Но в моем случае это вряд ли была настоящая Индия, скорее всего, русские, закамуфлированные под Индию города. Люди с темным цветом кожи могли быть теми же татарами, сосланными в Среднюю Азию, только потемневшими. Могли быть другие племена; их там предостаточно. Ну и цыгане, конечно. Говорили они как бы на хинди. Или не на хинди? Переводчик мой нес что-то свое, что хотел. Думаю, это была не Индия. Если бы это была Индия, то я бы оттуда не вернулся. Не захотел бы возвращаться. Мне было бы очень трудно покинуть Индию.
Афанасий Никитин не в Индию, а в Кашмир заходил. Дальше штата Кашмир он не пошел, не мог пойти. Дальше — другие штаты Индии. На границе Пакистана и Индии лежит штат Кашмир. Но это не Индия, дальше начинаются магометанские земли. Штат Кашмир — нейтральная полоса, не Индия. Там я набрел на небольшой каменный памятник человеку в натуральную величину с мертвой или изнасилованной домашней птицей между ногами. Подумал: неужели Афанасий Никитин? На камне надпись: Наср-эд-дин из Кашмира.
В каждом городе, куда ни попадаю, посещаю блошиный рынок: барахолку. На сей раз это был мебельный развал на окраине Брюсселя, прямо на улицах. Старой мебелью были забиты десятки улиц на многие километры. На продажу выставлены тысячи предметов старинной мебели различных стилей — в основном, шкафов, секретеров. Там я открыл и закрыл сотни скрипучих дверец и столько же выдвижных ящиков. Но многие дверцы у меня не получилось открыть, хотя из каждой замочной скважины торчал ключ. В связи с мебелью, а именно старыми шкафами и секретерами, в разное время с разными людьми происходили странные непонятные вещи. В этих шкафах и секретерах хранились свои тайны, делались порой ужасающие открытия. Так, однажды открыли дверцу старого шкафа — а там «Юдифь» Лукаса Кранаха Старшего. Холст был прибит к самой дверце шкафа, с внутренней стороны. Так многие картины открывают — не то, что находят, а открывают; особенно часто их стали открывать в старых шкафах во время продажи. Почему-то. Открывают дверцу шкафа и — как во сне — делают открытие: открывают картину старого мастера или старую географическую карту. Где-то в каком-то месте обнаружена очередная картина — холст так называемый. Реальность стала, как сон. Но мы не понимаем, что спим. И во времени все так же обстоит. В наше время попасть в Индию иначе, чем под гипнозом, невозможно. Двери открываются — Индия, двери открываются — Непал.
Я добровольно туда пришел, сказал доктору: «Канализацию у нас в доме прорвало. Пока ее чинят, можно я у вас полежу, до 20‑го марта, пока выборы не закончатся?» Он сказал: «Почему нельзя? Можно. Мне не жалко».
Лежу примерно неделю. Место мое не в палате, а в коридоре; вынесли кушетку из кабинета заведующего, застелили, сказали: ложись — твоя койка. Кушетка невелика: ноги приходилось в коленках поджимать. Мне ничего не делали, не лечили. Я тоже никого не трогал, почти не вставал. Медперсоналу не мешал. Только лежал, отдыхал, размышлял. Ни с кем не разговаривал, слова не вымолвил. Кормили очень хорошо. На утро запеканку с изюмом давали и банан. И вот в одно утро нас переодевают в чистые глаженые пижамы. Потому — говорят — что сегодня праздник: выборы президента России, надо голосовать. Идти никуда не нужно. Прямо в от деление принесли урну для голосования, бюллетени — все как полагается. Не голосовать было нельзя. Не переодеваться, просто поскорее поставить закорючку и забыть — тоже нельзя. Следили, чтобы все до одного обязательно переоделись.
Как только подошла моя очередь, я резко расписался: проголосовал за Медведева. Нам сказали, чтобы все за Медведева голосовали: чтобы напротив фамилии Медведев крестик стоял. Следили за каждым крестиком. Фамилия: Медведев. Расписался, поставил крестик — проходи. Многие расписались фамилией Медведев. Своей рукой расписались за Медведева.
Хорошо, что в психиатрической больнице не только врачи-психиатры работают, но и другие врачи. Тут у меня воспаление легких обнаружилось: пневмония. Последнее время я у себя дома под столом спал. Почти ничего не ел. Деньги свои 1600 рублей я порвал. Ненавижу деньги. Проголосовал за Медведева. Дела мои в полном порядке. Подумал, что пора мне домой. Подошел тихонько к доктору, попросил, чтобы выписали. Он сказал: «Хочешь домой — иди. Больно ты мне здесь нужен».
Выписался из больницы, вернулся домой, смотрю: кто-то в мое отсутствие начал делать ремонт в моей квартире — но бросил. Медвежонок плюшевый маленький висит на потолке вместо лампочки, а из него что-то белое сыплется. Что, вы думаете, это было? Это был наркотик: сухой белый порошочек сыпался на голову. Нечаянная радость! Икона такая есть. Нечаянная радость называется. Но там кровь Христа капала с иконы, потому что такие, как я, распинают его своим поведением. Здесь из плюшевого мишки наркотик посыпался мне на голову за то, что я в дурдоме за Медведева проголосовал.
