Мн кажется, что во время моихъ занятій воспитаяіемъ дтей вообще, и въ особенности русскихъ крестьянскихъ дтей, мн пришли въ голову нкоторыя мысли, не вошедшія еще въ убжденіе правителъствъ и обществъ о значеніи>1 народнаго образованія въ наше время и о новыхъ основаніяхъ, которыя должны быть положены для него. Эти-то мысли я постараюсь изложить въ этомъ писаніи, въ той безсознательной связи, въ которой он выросли во мн.
Я говорю, что мысли эти выросли во мн, потому что какъ сознаніе о новомъ значеніи народнаго образованія, такъ и о новыхъ пріемахъ и основаніяхъ, не пришло мн вслдствіи размышленія и изученія, a вслдствіи самаго факта, что, сознавъ для себя лично несостоятельность прежняго рода образованія, почувствовавъ новое, зависящее отъ времени значеніе его, я принялся за народное образованіе и потомъ только опредлилъ себ т пріемы и основанія, которыя оказались успшными. —
Мысль о опредленіи и изложеніи>2 этихъ началъ пришла мн вслдствіи разговора съ однимъ Нмцемъ, который всередин моего разсказа о пріемахъ, опытахъ и результатахъ моей школы прервалъ меня вопросомъ: имлъ ли я систему, теорію воспитанія, прежде чмъ я приступилъ къ длу. Я отвтилъ ему, что единственная система, которую я имлъ, состояла въ томъ, чтобы не имть никакой системы. Нмецъ принялъ меня за забавника, или пустомелю; но дйствительно вся система моя состоитъ въ томъ, чтобы не имть системы, и эта-то мысль, кажущаяся такимъ вычурнымъ парадоксомъ, составляеть сущность всего послдующаго.
Въ самомъ дл, какъ и во многомъ другомъ, такъ и въ дл воспитанія, мы, Русскіе, находимся въ исключительно счастливомъ положеніи. —
Ежели въ моихъ мысляхъ о народномъ образованіи найдется хоть малая доля истины, которая войдетъ въ сознаніе человчества и послужитъ основаніемъ дальнйшему развитію новыхъ время-сообразныхъ идей образованія, я, не увлекаясь самолюбіемъ, знаю, что большей дол того, что я сдлаю, я буду обязанъ не своей личности, но тому обществу, въ которомъ я долженъ былъ дйствовать. —
Начиная учить дтей въ Русской деревн, я не могъ, не бывши набитымъ дуракомъ, принять въ основаніи ни нмецко-протестан[т]скую лютеровскую систему, ни классическую, ни езуитскую, ни новйшую теоретическую систему воспитанія.>3 Еще мене могъ я серьезно принять за систему славянской курсъ букваря, часовника и псалтыря и связанные съ этимъ курсомъ семинарскіе пріемы. – Не русскія теоріи были чужды, невозможны для русскихъ учениковъ, несостоятельность ихъ на мой взглядъ была доказана для самихъ себя, самими иностранцами; русская же система была, на мой взглядъ, также невозможна для меня, какъ бы обученіе дтей игр на инструмент, котораго уже не существуетъ. – На мн
