Алексей Петров
Встреча в Шереметьево
Во второй половине дня пришёл факс из Варшавы. Это было письмо от польского писателя Эдварда Куровского. В последнее время он поступает именно так: письма отправляет мне не по почте, а факсом. Быстро и удобно (если есть факс, конечно). Сегодня написал — сегодня же адресат и получает письмо. Интернету Куровский не доверяет. Или не хочет пользоваться электронной почтой.
«Завтра, 6 августа, Галина летит в Москву, — писал мне пан Эдвард. — Вылет в 11 часов по польскому времени. А в восемь вечера (по Москве) отправляется из Шереметьева в Гонконг на Всемирный Конгресс по компаративистике. Она единственный представитель от Польши. Возвращается из Гонконга 16‑го, в Москве будет в 17–25. А из Москвы в Варшаву вылетает в тот же день, в 21–00».
«Галина» — это его жена, профессор–славист Галина Янашек. Учёный с мировым именем, специалист по компаративистике (сравнительному изучению литератур), культурологии, постмодернизму, автор многочисленных монографий, статей, учебников, профессор университета.
Четыре года назад мы с женой ездили в Варшаву и жили у них в доме. Пани Галина была нам как родная мамка: встречала, провожала, кормила нас деликатесами и заморскими фруктами, готовила нам завтраки, мыла после нас посуду (не позволяя делать это нам, её гостям), заботилась о нашем досуге в польской столице, возила нас в королевскую усадьбу Вилянув и в кино, а там, как детей малых, угощала мороженым, попкорном и кока–колой…
Недавно мне понадобились сведения о деятельности Армии Крайовой во время Варшавского восстания 1944 года, и пани профессор нашла для меня очень интересные документы.
Отец Галины Янашек — герой Варшавского восстания, кавалер высшего польского военного ордена «Виртути милитари». Майор Вацлав Пётр Янашек, один из командиров легендарной группировки «Радослав», погиб в конце августа 1944 года. Посмертно получил звание подполковника… Был ранен в бою с фашистами недалеко от дома на улице Фрета, где родилась Мария Склодовская — Кюри. Бойцы группировки «Радослав» по подземным канализационным коммуникациям перенесли командира на носилках в госпиталь на углу улиц Добрая и Древняная, но туда ворвались фашисты и забросали больничные палаты гранатами… А в это время на восточном берегу Вислы стояла Советская Армия и наблюдала за тем, как гитлеровцы расправляются с польскими повстанцами. Она стояла там около трёх месяцев, набиралась сил, ждала удобной возможности ударить по врагам (по немцам и полякам) — ждала приказа Сталина о наступлении… Варшава — древняя, уникальная столица — была разрушена почти полностью, а сразу после войны поляки получили «от советского народа» подарок: «сталинскую» высотку, каких в Москве, например, несколько штук.
Не мудрено, что пани Галина много знает обо всём этом. При социализме («при коммуне» — как говорят сегодня в Польше) воинов Армии Крайовой официальная пропаганда называла предателями, пособниками гитлеровцев, «защитниками буржуазной идеологии». После войны на улицах Варшавы висели плакаты, где суровый солдат–освободитель попирает сапогом карикатурного бойца Армии Крайовой, а внизу красовалась надпись: «Армия Крайова — заплёванный карлик реакции». И мимо таких агиток шли в школу (или, скажем, в университет) дети этих «предателей»… А сегодня в Польше широко отмечается шестидесятая годовщина Варшавского восстания. В польскую столицу приехали «высокие представители из европейских государств». Они клятвенно заверили поляков, что страны–соседи больше никогда не допустят того, что Польша окажется под пятой оккупанта, потому что отныне Польша — полноценная военно–хозяйственная частичка Европы…
— Хорошо бы встретиться с пани Галиной, — сказал я жене. — Мы не виделись четыре года.
— Да, надо повидаться. Звони в Варшаву, уточни детали.
Я набрал номер. Слышно было так, словно мы разговаривали с соседней квартирой.
— Хочу вас встретить в Москве, — сказал я пани профессору.
— Спасибо. Это очень приятно.
— У нас будет несколько часов до вашего самолёта в Гонконг. Достаточно времени, чтобы поговорить.
— Я буду в Москве… о тшечей.
В три часа дня. Прекрасно! Я как раз смогу уйти с работы. Оттуда до Шереметьева чуть больше часа езды.
— Вот и отлично! Мы будем в аэропорту ровно в три часа дня. Кстати, у нас два аэропорта Шереметьево…
Пани Галина быстро отыскала билет на самолёт.
— Терминал два, — прочитала она.
— Я неплохо знаю этот аэропорт. Не потеряемся.
— Очень хорошо. Большое спасибо.
Повесив трубку, я стал планировать время. В тот день жена должна была ехать в Тамбовскую область, но, судя по всему, времени до поезда у нас было предостаточно.
— Надо обязательно найти пани Галину в Шереметьево. Будет как раз время обеда, а в наших аэропортах всё так дорого… Возьмём с собой какие–нибудь бутерброды, сок, фрукты… в общем, придумай сама. Встретимся в час–тридцать на «Войковской», доедем до «Речного вокзала», а там — маршрутка в аэропорт.
— Не беспокойся, всё будет нормально.
А ещё Эдвард Куровский сообщил мне в своём письме вот что: «Не знаю, писал ли я Тебе [поляки даже слова «тебе» и «ты» пишут уважительно, с большой буквы. — А. П.