Машка на прощание еще раз махнула рукой и пошла к выходу. Я моргнула, прогоняя внезапно набежавшую слезу. Черт, какой-то нелепый приступ сентиментальности. Абсолютно не свойственной мне. Впрочем, чему я удивляюсь – Машка всегда действовала на меня таким образом. Я начинала делать то, что при прочих обстоятельствах мне даже и в голову бы не пришло. Потому что Машка… она такая… безответная, что ли… безобидная… беззащитная…
А если вернуться к привычному, родному цинизму, Машка была полной рохлей, и все тут. Хотя – красавица.
Мы познакомились с ней в институте. Я в Москву поступать приехала. Поступила. Даже странно, насколько легко, но сейчас не об этом. Заселилась в общежитие и стала обзаводиться друзьями – словом, строить жизнь, имя которой – студенчество.
Машка появилась в этой жизни уже к концу сентября. Мы со Светкой, моей соседкой по комнате, пили вечерний чай, когда в нашу дверь постучали.
– Да! – хором откликнулись мы.
Дверь открылась, и на пороге возникла девица с белыми, как солома, волосами, в джинсах и свитере с орнаментом. У ног ее стояли две объемистые сумки.
– Здравствуйте! – сказала она.
– Привет! – ответили мы снова хором.
– Вы Ира и Света? – переминалась на пороге девица.
– Да, – подтвердили мы.
– А я Маша, – сообщила девица. – Меня к вам поселили.
Я и Светка переглянулись. Мы уже знали, что к нам кого-то подселят, комендантша оповестила об этом, отдавая ключи от комнаты. Эта «кто-то» должна была быть с третьего курса. Мы со Светкой ожидали появления неизвестной ОСОБЫ с некоторой долей страха – а ну как занудой окажется. Девица в дверях выглядела неопределенно. Могла оказаться кем угодно. И занудой, и зубрилой, и гуленой… Но выбора, похоже, у нас не было, поэтому мы все так же в унисон кивнули, и девица, легко подхватив свои огромные сумки, просочилась в комнату.
– Смотри, смотри! – вдруг зашептала Светка и принялась локтем больно пихать меня в бок.
У девицы, которую мы могли теперь рассмотреть во всех подробностях, была КОСА. Вот именно так, заглавными буквами – КОСА! Толстая, ровная, до попы. Во времена, когда все смело обрезали свои волосы чуть ли не под корень, наша новая соседка носила КОСУ. Мы завороженно уставились на нее. «Анахронизм», – подумала я. Судя по выражению Светкиного лица, нечто подобное промелькнуло и в ее голове. Девица тем временем задвинула сумку в угол, туда, где у нас располагалась вешалка, и с робкой улыбкой повернулась к нам:
– А какая кровать свободна?
Я молча мотнула головой в сторону окна.
– Спасибо, – сказала девица, подошла к кровати, села на нее и немного покачалась на пружинах.
Посмотрела на стол, где стояли наши чашки с недопитым чаем, и очень тихо, неуверенно промолвила:
– А у меня есть варенье.
– Какое? – оживилась Светка.
– Разное, – застенчиво улыбнулась девица. – Малиновое, клубничное, из крыжовника, смородины…
Вот так водворилась Машка в наше студенческое жилище. Все опасения наши оказались напрасны. Машка стала идеальной соседкой. С ней невозможно было поссориться по-крупному, и даже неизбежные при совместном проживании мелкие конфликты гасли в мгновение ока. Машку нельзя было представить во гневе, конечно, как все нормальные люди, она злилась, когда для этого были причины, но делала это так тихо, что многие просто не замечали. Невозможно было заподозрить ее и в стремлении сделать недоброе знакомым и незнакомым людям. Машка свято уверит в то, что хороших людей в мире больше, чем плохих, причем примерно в соотношении девяносто к десяти, и никакие жизненные перипетии не могли разуверить ее.
Но это был один из немногих пунктов, в чем Машка проявляла настоящую твердость. Вообще же бойцом она не была, наоборот, чаще клонилась под напором обстоятельств, словно деревце на ветру, но, похоже, не придавала этому особого значения, считая такое положение вещей естественным. При этом она не относилась к тому типу женщин, которые, выглядя беспомощными и принимая как должное ваше сочувствие, умело извлекают для себя массу всяческих приятностей. Нет, Машке чуждо лицемерие: она и на экзаменах списать-то толком не умела.
Она была очень красива. Кроме знаменитой КОСЫ Машка обладала бедрами и грудью. Не такими, как у нас – легкий намек и на то и на другое, – а настоящими». «Фигура с изгибами», – как однажды с откровенной завистью в голосе выразилась Светка. Вот лицо у Маруси подкачало. Ее можно было назвать хорошенькой только благодаря гармонии черт. Если же взять каждую часть лица в отдельности, то Машке нечем было похвастать. Нос картошкой, глаза не большие, не маленькие, цвета лесного ореха, рот тоже ничем не примечательный, да, еще и немного торчали уши. И все же Машка была красавицей. Когда улыбка озаряла ее лицо, все совершенно забывали о том, что оно скорее банально, чем оригинально. Я думаю, все дело было в КОСЕ. Именно КОСА придавала Машке таинственности и оригинальности. Эдакая девушка с картин старых мастеров. Маруся вообще до удивления была несовременна, и не только из-за своей внешности, но и благодаря некоторым взглядам на жизнь. Но об этом чуть позже.
Скажу честно, я Марусе завидовала. И Светка, я знаю, тоже. Хотя и никогда в этом не признается. Мы рядом с Машкой чувствовали себя голенастыми птенцами и в душе тихо радовались тому, что родились в удачное время, в разгар моды на худых и длинноногих. Явись мы на свет лет на сто раньше, сидеть бы нам в старых девах до скончания века.
