Александр Александрович Земсков
Всадник из льда (СИ)
От автора:
Перед прочтением просьба прослушать одноименную композицию группы Эпидемия.
Ночь, холодные песчинки ледяной пустыни Тирробат, подгоняемые злым северным ветром, тихо перешептываясь, кружились в преддверии бури. Их голос складывался в странную мелодию, состоящую больше из пустоты, нежели звуков. Той мёртвой пустоты, что захлестнула эти плодородные земли в незапамятные времена. И каждый, кто услышал бы их голоса, услышал бы нечто близкое только ему. Нечто, о чем ни с кем не говорят, что скрывают даже от себя. Нечто сокровенное, глубокое, безмолвное…
Одинокий всадник на черном коне, низко склонив голову, двигался на восток, и только большая серебристая луна, посылающая волны белого сияния на мертвую землю, на протяжении всего бесчисленного множества лет была его спутницей. Он часто благодарил её взглядом, поднимая лицо к ночному небу. За холодный свет, освещающий его путь, за то, что она единственная, кто не оставил его. Пусть она и не могла ответит, но он верил, что только она, постоянная спутница, понимает его, развеивает светом чёрную тоску и вечное одиночество, длящееся эоны лет. Но иногда ему казалось — она что-то шепчет нежным женским голосом, и тогда он снова возносил взор к небу и вслушивался в дрожащий от злого, холодного ветра, воздух. А его душа всегда чего-то ждала. Слабая человеческая душа ждала, жаждала ответа! А может уже и не человеческая? За тысячи лет одиночества Гереон уже не был уверен, человек ли он… Если бы кто-нибудь сказал ему…
Застыв на ветру
У синего льда,
Я скоро умру —
Уйду навсегда.
Если бы… Если бы только можно было уйти. Он был бы рад, встретится с ней, пусть даже в Аду. Его невидящие, пустые словно выжженная зноем равнина, глаза и ссутуленная под тяжестью прожитых лет спина, выдавали застарелую душевную боль. Прошло четыре тысячелетия. Четыре тысячелетия он странствовал по бесконечным мирам, но так и не смог ее найти. Его Эллис. Дни сливались с месяцами, месяца с годами, годы — с веками, века сплетались в венок тысячелетий, а у него уже не было ни желания, ни сил считать прожитые годы. Да это и не имело значения без неё. Он был в сотнях миров, он видел как радуются люди, как смеются дети, как они вырастают, неся человеческую радость дальше, но сам не испытывал этой радости. А без нее была лишь Боль. Только бесконечная боль — его вторая верная спутница. Ведь он потерял Эллис. Совершил маленькую ошибку, перечеркнувшую всю его жизнь. Маленькую? Хватит лгать себе! Маленькие ошибки не ставят крест на жизни, маленькие ошибки не убивают душу. Люди хотят быть бессмертными, но люди и не подозревают, что такое бессмертие на самом деле. Хорошо жить и знать: любой твой промах исправит смерть. Но каково жить, когда осознаешь, что даже смерть не искупит твоей вины? Её не стало из-за него! Разве это маленькая ошибка? Хватит лжи! О, как бы хотелось умереть… Как сладко было бы обычной смертью исправить все, что он натворил. Из-за него бессмертная душа Эллис навсегда заточена в ледяных дебрях Сорана — древнего узилища неизвестных богов. Только он виноват в этом. А может… Нет! Только он, и никто другой достоин сего пути, по сравнению с которым меркнут муки любого ада. Никто не знает, где находится Соран, как он выглядит, даже название, и оно может быть иным… Да и, существует ли он на самом деле? Никто не может ему помочь. Четыре тысячи лет назад он поклялся, что вернет ее. Вернее не так. Четыре тысячи лет назад он своими руками отдал свою душу в бесконечный ад, который и не снился обычным грешникам…
Песчинки продолжали петь свою песнь пустоты, заставляя сжиматься сердце. Хор из тысяч шорохов порождал голоса, приносящие с собой муку…
Я верил тебе,
А сейчас,
Я верю судьбе —
Свет погас,
Ведь солнце зашло
Для меня навсегда!
Да, он верил! Верил, что судьба — пустой звук. Получив такое сокровище — все потерять. ПО СВОЕЙ ВИНЕ! Если бы она умерла, он смог бы мстить. Богам, смертным — какая разница? Ничего не имеет значения. Солнце и вправду зашло.
Я сам погубил —
Уже не вернуть.
Тебя не хранил
И проклят мой путь!
Да, будь проклят мой путь. Путь, тело, душа. Будь проклята моя любовь, которая заставила тебя страдать! Будь проклят я сам…
Боль, отчаяние, ярость — это всего лишь слова. Никто, НИКТО не может испытать этой боли, никто и никогда. Никому.
Люди. Они думают, что знают значение слова отчаяние. Что есть физическое мучение, обжигающая боль тысяч градусов геенны огненной, в сравнении с болью потери любимой?
В сравнении с осознанием того, что ты сам обрек ее на вечные муки, всего лишь слегка оступившись. Четыре тысячи лет. О, он помнил то время. Тогда еще счастливая Эллис провожала его на войну. Она жила в его замке, и они любили друг друга. Спасая ее от грабителей, Гереон не думал что в этом рыжем, сжавшемся комочке плоти и крови сможет найти понимание и дружбу. Она отдала ему всю себя, без остатка. Любила его не только телом, но и душой, а он предал ее. Предал, польстившись на обычные плотские удовольствия. Он не испытывал тяги к другим женщинам, но в тот раз алкоголь… Нет, алкоголь тут не причем! Сколько раз он начинал этот разговор с собой? Сотня, две, три? Да какая разница, без нее все не имеет значения. Алкоголь, природа — все это совсем не причем. Виноват только он, ведь он клялся, что никогда не оставит ее, и не сдержал клятвы.
