Феи Гант-Дорвенского леса

Elves are wonderful. They provoke wonder.

Elves are marvellous. They cause marvels.

Elves are fantastic. They create fantasies.

Elves are glamorous. They project glamour.

Elves are enchanting. They weave enchantment.

Elves are terrific. They beget terror.

The thing about words is that meaning can twist just like a snake, and if you want to find snakes look for them behind words that have changed their meaning.

No one ever said elves are nice.

От холода сводило ноги, а ведь была ещё только ранняя осень. Хотя любое время года покажется немилосердным, когда у тебя из одежды только рваные чулки, поношенная юбка, сползающая с бёдер, тонкая кофта да дырявая телогрейка, утащенная с рыночного прилавка несколько лет назад. За это время Тилли успела немного подрасти, и ватник стал ей мал, но девочка упорно продолжала донашивать его, так как другой теплой одежды у неё не было. Конечно, можно было бы распороть сам ватник и пустить на рукавицы, но мерзнущие руки — ничто по сравнению с мерзнущим телом.

Погода предвещала лютую зиму, и это очень плохо.

Конечно, зимой на фабрике работалось ещё ожесточеннее. Тилли повезло: она вместе с другими парнями из её бригады трудилась в помещении. Они стояли возле печи и били большим молотом по негодной породе. Уже после четвертой партии руки наливались свинцом, и дети боялись, что они могут оторваться, но останавливаться было никак нельзя, иначе мастер, весь какой-то сальный, потный и злой, начнёт на тебя орать и лишит заработка… А уходить без денег хуже, чем быть случайно перемолотым в шестернях рабочего крана: Тилли один раз видела, как мальчишка, её ровесник, заснул на такой работе, и его тело расплющило всмятку. Столько кровищи было, ужас! А звук-то, звук-то какой! Но и не осудишь его, всем очень хочется спать. А тот парень должен был приходить ещё раньше… Когда он погиб, семья его так и пропала: других мужчин не было (отец умер ещё раньше, потому что он много дышал свинцом, и тот осел у него в животе), мать работать не могла, а сестра была слабоумной, и серьёзной работы ей не доверяли…

Хотя что же, у Тилли в семье тоже мужчин никаких нет. Кому это надо, с глазачами связываться. Бывает, смотришь на девушку, а она на тебя нет, потому что видит за твоей спиной фейскую тень. Тогда глазач понимает, что жить-то тебе осталось самое большее три дня, потому что пойдёшь ты по дороге из города, свернёшь не туда, а потом увидишь знакомый силуэт, окрикнешь его и тут же провалишься по грудь в болото. А всё почему? Потому что Хэнки-Пэнк над тобой посмеялся и завёл в трясину, чтобы ты там умер. Или ещё: все вперёд смотрят, когда идут, а «глазачи» от земли глаз не отрывают, чтобы не наступить случайно на какую-нибудь фею…

Хотя глазачи умеют видеть не только фей. Самой Тилли не приходилось встречать мёртвых, но её матушка рассказывала, как однажды она заметила мечущийся по дому дух старика Уайкса, который разбрасывал вещи и жутким голосом кричал: «Моё! Моё! Никому не отдам! Моё!!!». А утром его сыновья обнаружили, что всё их наследство: деньги, бумажки, столовое серебро, дорогие стеклянные вазы и прочее — разбито, сожжено и истоптано. Они подумали на соседей, таких же склочных и алчных придурков, как и они сами, но мама-то знала, что это дух старика закапризничал и богатствами делиться не захотел…

Однако ей однажды не хватило выдержки промолчать, когда очередное волшебное существо на её глазах решило учинить злодеяние. Как-то днём мама была на базаре и вдруг увидела, как водный дракон Таргатос, который тогда подъедал местный скот, стоял невидимым и выбирал, какого ребёночка съесть. Мама окрикнула его: Таргатос тут же исчез, а горожане посчитали её совсем сумасшедшей. Позже дракон поймал маму и вырвал ей оба глаза, чтобы она больше никогда не могла видеть настоящее волшебство, такое, которое обычные человеческие глаза увидеть не в состоянии.

Тогда-то Тилли и пришлось пойти работать. Ей не было и шести, и обычно таких маленьких девочек никуда не брали, но мама ослепла, а Тилли не могла позволить старшей сестре Жоанне тащить все на себе. Вот и ушла сначала к прядильщицам, а затем на фабрику — там больше платят. И теплее намного. Конечно, очень тяжело вставать почти ночью — в семье Тилли никогда не было никакой скотины, а огород рядом с фабрикой не разведешь, — но зато в день можно заработать по два, а то и по четыре бронзовика. На них можно и немного мяса купить. Если ноги до базара дойдут, что совсем не так легко, как кажется, особенно после работы.

И всё-таки слишком холодно. Если так пойдёт и дальше, то всю зиму им придется жить в холоде, ведь, как известно, чтобы согреться, нужно не только кутаться в одежду и топить печку, но и хоть иногда есть досыта. Ну, как, досыта, хотя бы не испытывать резкие боли в животе и не падать на землю в изнеможении.

Глазачей народ не любит. Не только потому, что они видят то, чего не должны — хотя и этого порой достаточно: про таких, как Тилли, Жоанна, мама и других глазачей, ходят слухи, что они якобы способны накликать беду. И ведь не скажешь, что это неправда: порой феи и прочие твари любят показываться на глаза людям, но некоторых из них способны увидеть только глазачи — как, например, ложные огоньки, или гайтерских духов, или торчащий дёрн… Или колдовство — это как раз случалось чаще. Вот стоит фея, другие её не видят; и ладно она просто стоит, но вот глазач, например, способен увидеть, что она, допустим, зерно ворует. Или хлеб. Или сущность дома. Или колдовство на домашние предметы наводят. Или людей и скот утаскивают. Зачем им люди, понятное дело: хочешь — раба из них сделай, хочешь — женись на них и в племя своё обрати, а хочешь — просто съешь. Но зачем им коровы да овцы, Тилли не понимала; она не раз видела, как прекрасные водные девы Гврагедд Аннвн выгуливали великолепный фейский скот — белых коров с черными ушками и таких же прелестных козочек и овец. Зачем тогда они их воруют и оставляют заколдованные деревянные колоды, которым придают вид живого существа?