Весной 1976 года, в конце апреля, когда весь снег уже почти стаял, убогая старуха шла вдоль придорожных городских кустов и собирала пустые бутылки. Несколько штук их уже лежало в её мешке, привязанном к поясу, под старым длиннополым пальто. Утро было пасмурное. В воздухе стояла не оседающая влага — что-то среднее между туманом и мелким дождём. Бабка приподнимала палкой помои, заглядывала под кусты и в урны, нисколько не обращая внимания на людей. Впрочем, и люди, занятые своим делом, как будто тоже не замечали её: сгорбленная, в заношенном пальто, она ничем не выделялась на фоне мусора, выползшего на божий свет из-под исчезнувшего покрова.
На автобусной остановке, где было особенно людно в этот час пик, ей сильно повезло. Она нашла сразу пять свежих пивных бутылок, аккуратно выставленных на асфальте, и две винные, рядом, в урне. Старуха как раз извлекла последнюю, когда неожиданно взвизгнули тормоза, и раздался короткий животный крик.
— Собаку раздавил! — сказал чей-то мужской голос.
— Вот живодёр! Едет и не смотрит! — выкрикнула какая-то женщина.
И бабка, не поднимая головы от урны, переспросила:
— Собаку задавили?
И тут же себе ответила:
— Хорошо, что не человека!
В это время она услышала, как к остановке подъехал автобус.
— Какой это автобус? Какой это автобус? — спрашивал другой мужской голос, и ему никто не отвечал.
— Какой это автобус?! — в третий раз выкрикнул он. — Я слепой! Скажите, пожалуйста!
И кто-то сказал:
— 684-ый.
Старуха — сунула бутылку в карман, заглянула в урну ещё раз для проверки и пошла прочь.
Алексей Николаевич Вишневский, человек лет сорока, работал инспектором во Вневедомственной охране одного из районов Москвы. Из-за его пьянства всего несколько дней назад от него ушла жена, и он запил ещё сильней. Он с большим нежеланием отбывал свою службу, и после работы спешил купить вина или водки. Друзей у него не было, и с сослуживцами Вишневский не пил, опасаясь потерять должность. Чаще всего пить приходилось со случайными людьми.
Как-то раз он надумал навестить свояченицу, Полину Александровну, чтобы через неё, возможно, поправить свои отношения с женой. Для этого Алексей Николаевич заранее купил бутылку водки и одним трезвым днём поехал к родственникам. Пока ехал, надумалось, что одной бутылки может оказаться мало — если учесть то обстоятельство, что муж свояченицы, Иван Михайлович Волгин, умел выпивать. Выйдя из метро, Вишневский остановился в недоумении. Район, где жили Волгины, был мало знакомый, и требовалось приложить усилие, чтобы вспомнить его хоть немного.
Сновали прохожие. Рядом с аптекой, расположенной в массивном доме, за что его местные жители звали "Сталинским", для привлечения покупателей, на пустом винном ящике, вместо прилавка, торговка расположила стакан, наполненный семечками, которые непрерывно черпала из полупустого мешка другим стаканом, меньшего размера. Человек семь — десять непрерывной очереди, приближаясь к ней, заранее оттопыривали свои карманы, и, протягивая десятикопеечные монеты, сразу получали готовый к употреблению продукт.
И где ж это она такой крохотный стакан выискала? — подумал Вишневский, наблюдая за проворно снующей рукой торговки и уже протягивая ей деньги. Его рука полезла в карман, пальцы схватили семечку и понесли в рот. Пройдя несколько шагов, он вновь остановился. Приобретение семечек не решило его затруднения. Он начал внимательно всматриваться в прохожих, зная наверняка, что ожидаемый должен появиться с минуты на минуту.
Он стоял немного поодаль от торговки, в проходе, между зданием, с аптекой, и табачным ларьком, и посматривал то влево, то вправо, то на торговку — из любопытства проверяя, всё ли так же бойко идёт торговля, и не встал ли ожидаемый тоже в очередь за семечками. Прошла минута, другая. И, наконец, действительно, в потоке прохожих появился человек весьма специфической наружности. Когда он поравнялся с Вишневским, Алексей Николаевич тронул его за рукав.
— Отец, где тут магазин?
Прохожий остановился. Не выходя из потока людей, он начал подробный рассказ о том, как дойти до магазина и что в нём можно купить. По его окончании, в подтверждение своих слов, незнакомец отвёл полу телогрейки, за которой Алексей Николаевич увидел бутылку трёхрублёвого портвейна. Человек был настолько расположен к Вишневскому, что даже предложил распить показанное вино на двоих. Как ни был велик соблазн случайной встречи, Алексей нашёл в себе силы отказаться от этого предприятия, объяснив, что идёт в гости к родственникам.
Причина оказалась вполне уважительной. Туземец помолчал, деликатно показывая тем самым понимание обстоятельств Вишневского, представился, назвавшись Николаем, и уже как старый знакомый, на прощанье пожал Алексею руку.
Влившись в поток прохожих, Вишневский последовал указаниям Николая, и, подкармливаясь на ходу продуктом из кармана, сожалел, что не познакомился с человеком ближе и в знак благодарности не дал ему хотя бы пригоршни семечек.
А Николай, продолжая свой путь, двинулся в пивную, расположенную на расстоянии одной автобусной остановки. Он выбрал пеший путь, и потому очень скоро туда прибыл, занял очередь за кружкой, разменял рубль на двадцатикопеечные монеты, занял другую очередь — за пивом, сходил в туалет помыть освободившуюся кружку, чтобы как раз вовремя успеть набрать в неё пива и выпить его, не отходя от аппарата, и, не теряя очереди, набрать новую порцию.
