В вагоне было накурено и холодно.
Ни белья, ни матрасов. Ревели дети. Какие-то тетки с тюками тряпья мотались туда и сюда по проходу, все время заставляя Шумера отклоняться и толкать плечом в плечо соседа справа. Сосед, худой высокий мужчина в плаще и с «дипломатом» на коленях, каждый раз болезненно морщился и несколько секунд потом играл желваками, словно сдерживал в себе желание вскочить и дать в морду.
Вслед теткам неслась ругань, но те лишь злобно отбрехивались.
Кроме табака пахло потом, мокрой кожей и рыбой, а еще вонючими обедами, которые для кондиции требовалось лишь залить кипятком. Пряный химический дух наплывал то слева, то справа, и Шумер, сглатывая слюну, закрывал глаза. В темноте успокаивать желудок, протестующий и согласный давиться даже этой химией, было почему-то легче.
— А мы валетика!
За откидным столиком у окна играли в «тысячу».
Играли втроем. Плотный, с бульдожьим лицом мужчина в кургузом, идущем складками пальто и шустрый, востроносый малый в пиджаке поверх водолазки и в кепочке, примявшей рыжие волосы, изображали незнакомых друг другу попутчиков. Они сидели наискосок от Шумера, и он примечал, как у них виртуозно получается координироваться. Как бы невзначай цепляя карты, порхали пальцы, скрещивались, складывались в зыбкие знаки.
А глазом — ни-ни.
— Пиковый марьяж! Значит, пики — козыри, граждане!
Третьим игроком был хорошо подстриженный парень лет девятнадцати-двадцати, пытающийся выглядеть взрослым. Румянец азарта плясал на его щеках. Одежда — джинсы и кожаная куртка, из рукава которой выглядывает манжет дорогой рубашки. Шелковый пижонский шарф обернут вокруг шеи. Шумер так и не понял, как его занесло в общий вагон. Впрочем, кажется, никаких других вагонов в составе и не было.
Все равно странно.
— Кто ходит?
— Твоя ходка, парень.
— Тогда по бубям.
Щелкнула, ложась, карта.
— Вот ты ушлый!
Рядом с парнем, подобрав под себя ноги, сидела одного с ним возраста девчонка. Юбка в косую полоску. Короткое пальто. Уткнувшись спутнику в плечо, она с закрытыми глазами слушала плеер. Лицо ее было симпатичным, умело накрашенным, но Шумеру казалось пустоватым. То ли из-за того, что он не мог увидеть ее глаз, то ли из-за того, что она жевала. Челка светлых волос падала на лоб.
Тук-тук — выбивали колеса на стыках. Тук-тук. Челка покачивалась в такт, кончиками волос задевая ресницы.
— Все!
Парень, улыбаясь (видно было, как внутри его просто-таки распирало от победы), собрал последнюю «взятку». Рыжий малый досадливо ткнул в плечо мнимого незнакомца-соучастника:
— Слышь, везет человеку!
«Бульдог» поморщился:
— Ладно, считаем! Кто сколько объявлял?
За мутным от грязи окном проскочили домики, и снова потянулись леса и поля, прореженные линиями электропередач, деревеньками или отдельными, непонятного назначения зданиями, подходящими чуть ли не вплотную к путям.
Склады? Какие-то железнодорожные строения вроде депо?
Шумер этого не знал. Тем более, часть утягивающихся за окно зданий выглядели брошенными в процессе строительства.
— Так, у меня — сто шестьдесят!
— А, это с бубновым марьяжем, что ли?
— С ним. Плюс пиковый в самом начале, — радовался парень.
— Это тебе повезло, честное слово, — уныло почесался рыжий. — Фарт прилип к руке. А у меня, значит, два короля и две десятки. Пишем, да?
— Пишем, — кивнул «бульдог» и вывел шариковой ручкой на тетрадном листке новые цифры. — У тебя всего двести двадцать. У Вячеслава — семьсот. Ну и у меня — триста шестьдесят. До тысячи, собственно, всего-ничего чесать.
По проходу пробежал голопопый ребенок в маечке. Ребенок визгливо хохотал, за ним — «Сейчас поймаю! Ай, поймаю!» — протопала дородная мамаша.
Худой сосед с «дипломатом» болезненно среагировал и на нее.
— Вы можете потише? — произнес он, наклонившись.
— Постараюсь! — обернулась мамаша.
Сосед выпрямился, убрал локоть, поставленный Шумеру на бедро.
— Извините.
— Голова? — спросил Шумер.
— Она самая.
Сосед попытался улыбнуться, но, видимо, от приступа боли уголок губы пополз вниз.
— Ой, а возьмите анальгину, — свесилась с верхней полки рука.
На ладони белел кружок таблетки.
— Спасибо, анальгин не помогает.
Рука повисела и утянулась обратно.
— Как знаете.
— Простите. Я могу попробовать.
Шумер развернулся к соседу и чуть исподлобья посмотрел в измятое морщинами лицо. Отметил высокие скулы и желтоватую кожу. Недельная щетина была похожа на серую пену. Издерган. Измучен. Какая-то внутренняя борьба.
— Руку можно? — спросил Шумер.
— Зачем?
По лицу соседа скользнула гримаса. Он уже видел в Шумере мошенника и выжигу, который только и ждал подходящего случая, чтобы поиметь профит с легковерного пассажира. Знаем, знаем, читалось в его больных глазах, подсаживаются такие на свободные места, уши торчком, сболтнешь лишнего, а перед тобой уже специалист нужного профиля, истово желающий безвозмездно поучаствовать. Хочешь, строитель, хочешь, юрист, хочешь, человек со связями, помогающий решать любые проблемы.
Или вот врач.
Наверное, и средство чудодейственное припасено, в жестяной, для солидности, коробочке. Пилюлька какая-нибудь. Последняя. Которую можно оторвать от сердца за двести или триста рублей.
