Вот какой Пахомов! (сборник рассказов)

Много лет я жил на Дальнем Востоке, на самом берегу Тихого океана, и дружил с хорошим, отважным народом — пограничниками. Часто я приезжал к ним на заставы рассказать о долгих плаваниях и дальних удивительных странах, в которых побывал. И от пограничников я узнавал немало необыкновенного, то весёлого, то по-военному строгого, но всегда захватывающего дух; слушаешь, и хочется забежать поскорее вперёд, заглянуть, что же было дальше, чем же всё кончилось. Кое-что, случалось, и сам я видел на не очень-то разговорчивых пограничных тропах. Вот о том, что видел и слышал на далёких заставах, я и расскажу вам в этой книжке.

Автор

Я взял на работе отпуск и поехал в родные места посмотреть на тайгу, на океан, повидаться с друзьями. А край у нас морской, охотничий, пограничный. Вот и друзья у меня пограничники, моряки, охотники, лётчики.

Собрал я кое-какие вещи, уложил всё в маленький зелёный «газик» и тронулся в путь.

Почти весь день я ехал по таёжной дороге, усыпанной жёлтыми листьями и первым лёгким снежком. Из-под колёс то и дело вылетали белобокие сороки, серые рябчики. Потом из кустов выскочила лиса, и я прибавил скорость: «Догоню!»

Но тут впереди показался шлагбаум — весь в красных и зелёных полосках, а из зелёной будки вышел пограничник:

— Документы!

Меня уже давно заметили с наблюдательной вышки.

Как только я подъехал к заставе, навстречу выбежал мой Товарищ — начальник заставы капитан Щербаков, обнял и повёл в дом, приказывая на ходу:

— Сегодня отдыхай, а завтра утром в наряд, на границу! С Пахомовым.

Я обрадовался. На границу! В наряд! И сказал:

— С Пахомовым так с Пахомовым.

— Нет, ты спроси, с каким Пахомовым! — сказал Щербаков.

— А с каким? — спросил я и остановился, потому что прямо нам навстречу по двору шла дикая коза — косуля. Она аккуратно перебирала тонкими ножками и осторожно разглядывала нас.

— Знаешь, кого она ищет? — сказал Щербаков. — Пахомова. Он её у рыси чуть ли не из когтей вырвал. Десять километров на спине, раненную, нёс. Вот и не отходит теперь от него. Да его тут любая зверушка в тайге знает, белки на руки садятся... А недавно у него был такой случай...

— Какой? — подхватил я.

Но Щербаков положил мне на плечо руку: «Потерпи. Сейчас некогда. Служба».

А вечером мы пили в пограничной столовой чай, и Щербаков выкладывал мне самую настоящую пограничную историю, которую я, как запомнил, пересказываю вам.

Ранним летним утром Пахомов отправился в наряд. Следом за ним — шаг в шаг — ступал младший наряда и ворчал на скучную погоду. Могла бы она — летом-то — быть и получше! Солнце выглянуло только на минуту, тронуло деревья в лесу и тут же нырнуло в облако. Из-за сопок, по которым тянулась граница, поплыл туман, потом заморосило. Стало слышно, как с листьев берёзы в папоротник срываются холодные капли: кап-кап, — а у подножия сопок, за кустарником, журчит бегущая по нашей земле речушка.

Пахомов быстро шёл по тропе в гору и внимательно оглядывал окрестность. Но между делом, по таёжной привычке, присматривался, какому дереву подпилить старые сучья, какому расчистить место, чтоб просторней было расти.

«Чудак ты, Пахомов, — говорили ему, бывало, товарищи. — Чего ты красоту наводишь? Тайга ведь».

«А охраняем что? — отвечал Пахомов. — Землю, реки, моря, тайгу...»

Он и сейчас приметил кривенькую ёлочку: не так растёт. Шагнул к ней, нагнулся и сразу напрягся: след! Рядом с ёлкой оттиснулся глубокий чёткий

след. За ним оттиснулись на земле второй, третий, уже полный воды. Три человека разом прошли! Такого на участке ещё не бывало.

— Сообщай на заставу! — крикнул Пахомов товарищу.

В тумане у перевала виднелась сосна, к которой совсем недавно они протянули телефонный кабель, и младший наряда бросился к ней. Но вдруг остановился: впереди на тропе тоже отпечатались три пары следов. Только шли они в обратную сторону.

— Гляди! — окликнул младший Пахомова.

Пахомов сверил следы: одинаковые! Он кинулся к пограничной полосе. И на ней тоже отпечатались глубокие чёткие следы: три пары туда и три обратно. Будто нарушители побывали на нашей стороне и опять вернулись за границу.

— Звони! — крикнул Пахомов младшему, а сам показал автоматом вниз и, стараясь не шуметь, стал быстро спускаться по следу. На влажных валунах, на расползающихся корнях ноги скользили, но он ставил сапог то на ребро, то на всю ступню — и торопился.

Навстречу ему всё сильней доносилось журчание нашей речки. Возле реки след поворачивал обратно. Пахомов задержался. «Ну нет, — подумал он. — Не за водой же вы к нам ходили», — и стал осматриваться.

Ничего. Только ползёт по реке туман, на камне сидит, надув щёки, бурундук, вертится на сосне сойка...

На воде у берега качаются листья папоротника. Пахомов наклонился: «Листья-то рваные, примятые. Значит, кто-то за них хватался!»

Пахомов заторопился. С камня на камень перебежал через речку, и вдруг у самых ног снова — следы! И опять: туда и обратно. Пахомов вдруг почувствовал, как потеплело лицо, запотел в руке автомат, услышал, как стучит сердце. И не только от быстрого бега, — бегать-то он умел! — но и от волнения. Нарушителей-то трое! Трое! И чем глубже он входил в лес, тем волнение становилось сильней. Он уже знал, видел, что они не ушли, а где-то здесь, рядом, путают след, хитрят. Теперь каждый камень стал опасным, любая тень за деревом готовилась к прыжку. Ведь трое! Как их брать?