Моему другу Шерлоку Холмсу явно не повезло. Ради спортивного интереса он согласился встретиться на ринге второразрядного клуба с Задирой Рэшером, хорошо известным профессиональным боксером среднего веса. К удивлению зрителей, Холмс нокаутировал Задиру, прежде чем тот сумел навязать ему затяжной бой. Выходя из клуба после этой победы, мой друг споткнулся на скверно освещенной, шаткой лестнице и вывихнул ногу.
Весть об этом происшествии застала меня во время завтрака. Прочитав телеграмму, посланную миссис Хадсон, я не мог удержаться от сочувственного восклицания и передал телеграмму жене.
— Ты должен немедленно пойти к мистеру Холмсу и побыть у него день-два, — сказала она. — Твоими пациентами здесь всегда может заняться Анстрадер.
В то время я жил в районе Паддингтон, и доехать до Бейкер-стрит было делом нескольких минут. Холмс, как я и думал, сидел в темно-красном халате на кушетке, откинувшись к стене, а его забинтованная правая нога покоилась на груде подушек. Слева от него на небольшом столике стоял микроскоп, а справа на кушетке лежал ворох прочитанных газет.
Я попросил его рассказать подробнее, что произошло, Холмс объяснил:
— Я слишком возгордился, Уотсон, и забыл посмотреть под ноги. Глупец!
— Но, безусловно, в какой-то мере вашу гордость можно понять. Задира не из слабых противников.
— Вовсе нет, его хвалят совершенно незаслуженно, к тому же он вышел на ринг в нетрезвом виде. Впрочем, Уотсон, я вижу, что вас беспокоит и ваше собственное здоровье.
— Боже мой, Холмс! Честно говоря, я подозреваю, что простудился. Но ведь никаких явных признаков простуды нет. Удивительно, как узнали об этом вы?
— Удивительно? Да это элементарно! Вы щупали свой пульс. И при этом запачкали ляписом, который и сейчас виден на указательном пальце вашей правой руки, весьма характерное место на вашей левой кисти. Постойте, что вы делаете?
Не обращая внимания на протесты Холмса, я осмотрел и перебинтовал его ногу.
— А знаете, мой дорогой, — продолжал я, пытаясь его подбодрить, — в известном смысле мне доставляет удовольствие видеть вас в таком беспомощном состоянии.
Холмс пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— Да, да, — сказал я. — Вам придется обуздать свое нетерпение, раз уж вы прикованы к кушетке недели на две, а может быть, и больше. Только не поймите меня превратно: когда прошлым летом я имел честь познакомиться с вашим братом Майкрофтом, вы говорили, что он превосходит вас в умении наблюдать и рассуждать.
— Это правда. Если бы искусство расследования начиналось и заканчивалось размышлением в кресле, мой брат был бы величайшим сыщиком на свете.
— Позволю себе усомниться. Так вот, вы временно обречены на сидячий образ жизни. Мне доставит удовольствие увидеть, как вы продемонстрируете свои исключительные качества, когда столкнетесь с каким-нибудь случаем, требующим расследования.
— Мне нечего расследовать.
— Не унывайте. Случай не заставит себя ждать.
— Отдел происшествий в «Таймс», — сказал он, кивнув в сторону вороха газет, — абсолютно невыразителен. И даже радости изучения новой болезнетворной бактерии не бесконечны. А что касается утешителей, Уотсон, то я предпочел бы вам Иова.
Появление миссис Хадсон с письмом, которое доставил посыльный, заставило его умолкнуть. Хотя я, честно говоря, не ожидал, что мое пророчество сбудется так скоро, но не удержался от замечания о том, что послание написано на гербовой бумаге, которая, должно быть, стоит не меньше, чем полкроны за пачку. Однако я был обречен на разочарование. Нетерпеливо вскрыв письмо, Холмс раздраженно фыркнул.
— Вы неважный предсказатель, — сказал он, черкнув несколько слов ответа для передачи посыльному. — Это всего-навсего неграмотная записка от сэра Джерваса Дарлингтона. Он просит принять его завтра в одиннадцать часов утра и передать ответ с нарочным в клуб «Геркулес».
— Дарлингтон! По-моему, вы упоминали это имя и раньше, — заметил я.
— Да. Но тогда я имел в виду Дарлингтона-антиквара, который, заменив подлинную картину Леонардо да Винчи подделкой, вызвал такой скандал в Гровнер-Гэллериз. А сэр Джервас — это другой, более знатный Дарлингтон. Это смелый негодяй. Он увлекается боксом и распутными женщинами. Впрочем, теперь ему приходится быть настороже.
— Вы меня заинтересовали, Холмс. Почему же?
— Я не увлекаюсь скачками. Однако мне помнится, что в прошлом году сэр Джервас выиграл целое состояние на скачках. Недоброжелатели шептали, что здесь не обошлось без подкупа и выведывания секретов. Будьте добры, Уотсон, уберите этот микроскоп.
Я повиновался. На маленьком столике остался лишь брошенный Холмсом листок гербовой бумаги. Из кармана халата он вынул золотую табакерку с большим аметистом в середине крышки, подаренную ему королем Богемии.
— Сейчас, — добавил он, — за каждым шагом сэра Дарлингтона тщательно следят. И как только он попытается связаться с каким-нибудь подозрительным типом, ему в лучшем случае предложат не появляться на скачках, а может быть, и отправят в тюрьму. Я не могу припомнить имя лошади, на которую он ставил…
— Леди Бенгала из конюшни лорда Хоува, от Индийского раджи и Графини. Она опередила на шестьсот метров всех остальных! — воскликнул я. — Хотя, конечно, я знаю о скачках лишь немногим больше, чем вы.
