Еремей Парнов
Волшебник страны звезд
Очерк
Тонкий трепетный луч, словно свет далекой звезды, пал во тьму онемевшего зала. Под переливы и всплески электронной музыки хлынули метеорные дожди, и хвостатые кометы обежали невидимое пространство, очертив изломы углов. То ли чья-то жалоба долетела из бездны, то ли всхлипнул и захлебнулся клекот затонувших колоколов. Но прежде чем пульсирующая мелодия вновь ожила, в зодиакальном призрачном озарении высветилась знакомая улыбка и глаза в очках, завороженные распахнувшейся вдруг бесконечностью. Казалось, что зал, как стеклянный ящик, повис во вселенской пустыне и разорванные спирали галактик медленно вращались вокруг него. Точнее, вокруг его центра, где астероидные вспышки, огни аннигиляции, стремительные потоки корпускул одухотворяли космической силой портрет Рэя Брэдбери.
Грозный рокот ракет слышится в самом этом имени. Рывком в пространства звучит непреднамеренная аллитерация. Стремительным взлетом.
А потом в стонущей, завывающей электронными модуляциями и насыщенной энергией мгле, как акт космического творения, пробудился хрустальный девичий голос. Зов человечества, ищущего далеких собратьев, полетел навстречу горящим мирам. Японская актриса читала поэму "Моби Дик", которую Брэдбери написал в честь открытия первого в истории Всемирного конгресса писателей-фантастов.
Сам автор не прилетел тогда в Токио, как, впрочем, и на многие другие международные встречи. Он не жалует самолеты, особенно реактивные лайнеры, которые, как ему кажется, летают слишком высоко и быстро для нормального человека. Величайший из американских фантастов и не совсем типичный американец по таким же примерно соображениям не садится и за руль автомобиля. Возможно, именно эти "фобии", как выразился один из его бесчисленных интервьюеров, и породили миф о ненависти прославленного фантаста к технике, индустрии, промышленной цивилизации вообще.
Конечно же, это не так, точнее, не совсем так.
- Наша техника - это мы сами, - не устает напоминать Брэдбери. Техника, вернее, то, как мы пользуемся ею, есть воплощение нашей фантазии. Если фантазия добра, будет хороша и порожденная ею техника. Уэллс, например, был убежден, что изобретение атомной бомбы знаменует конец человечества. Однако мы живы. Появление бомбы было как голос свыше, сказавший нам: "Подумайте, подсчитайте все хорошенько и найдите способ жить в мире и согласии друг с другом". Этот голос мы теперь ясно слышим.
Совсем иной образ рисуют нам эти слова. Нет, Брэдбери не отрешенный от реальности сказочник, как его пытались изобразить иные, не прекраснодушный мечтатель, но мыслитель, наделенный редким аналитическим даром провидец. Таким, собственно, и надлежит быть фантасту, исследующему на скрещении прошлого и настоящего наиболее острые проблемы сегодняшнего дня. Именно сегодняшнего, потому что писательский дар питают соки современности. Потому что человек принадлежит прежде всего своей эпохе.
Брэдбери и здесь не оставил места для кривотолков.
- Научная фантастика не имеет ничего общего с будущим, она связана лишь с настоящим. Но то, чем занимаются фантасты сегодня, способно изменить будущее.
Люди, хорошо знающие Брэдбери, говорят о нем с восторженным и пристальным - не найду более точного слова - удивлением. Некоторые отзывы мне хочется привести.
Фредерик Пол: "Одно и то же явление он умеет увидеть сразу с нескольких сторон. Поразительный ум, вечно ищущий, обожающий парадоксы".
Гарри Гаррисон: "Невероятно! Потрясающе! Он как солнечный зайчик в вечной игре. И тут же: глубина пророчества, мудрость, тоска".
Артур Кларк: "Прекрасное, вечное и неожиданное ощущение, которое подарил нам космос, предугадано им".
Альфред Бестер: "Он сумел слить воедино бездну пространств и непознанные бездны души. В этом единении отчетливо слышится голос рока".
Бен Бова: "Для всех нас очень важно постоянно сознавать то, что Брэдбери наш современник. Это как зарядка, как заправка и прочее перед собственным стартом".
Грани магического кристалла, в котором за спектральной расцветкой возникает синтетический облик. Себя самого вполне серьезно, но со свойственной ему мягкой иронией Брэдбери нарек волшебником.
- Пожалуй, прежде всего я занимаюсь волшебством. Словно фокусник, я манипулирую наукой и техникой и заставляю поверить в невозможное.
Так кто же он, этот удивительный человек, сотканный из мнимых противоречий, в ком причудливо смешалась кровь вещих друидов, романтических трубадуров, отважных викингов и грубоватых пионеров, устремившихся осваивать Новый Свет? Не в генетическом, разумеется, смысле, но в нравственном, возвышенно-поэтическом... Впрочем, быть может, и в генетическом тоже, ибо, как говаривал автор "Мастера и Маргариты", причудливо тасуется колода. Кто знает, искры каких древних костров ожили и засверкали в сердце поэта создателя миров. Для меня Брэдбери прежде всего великий мастер, творец миров, навечно влюбленный в недостижимые звезды. Скорее теург, чем манипулирующий блескучими научно-техническими штуковинами цирковой маг. "Волшебник Оз" - "Волшебник звезд"...