Шестого марта 1852 года историк Артур Блэкстоун выступил перед Нью-Йоркским историческим обществом со следующей речью:
— Словно часовая стрелка на циферблате, Темная улица вращается в великом Потоке. Она бесконечно закручивается в пространстве меж двух миров. У северной ее окраины стоят огромные и не менее знаменитые Железные врата, которые открываются ровно на одну минуту под бой курантов каждую полночь, соединяя Темную с Нью-Йорком. На противоположной стороне улицы расположен столь же массивный Стеклянный портал, ведущий в Чудоземье, который запечатан вот уже сотни человеческих лет. И все, что удерживает Королеву Эльфов и ее ужасное магическое войско, жаждущее убить всех нас — это портал и Волшебник…
В июне 1853 года Блэкстоун издал книгу «Последняя дорога эльфов: неполная история Темной улицы». Даже сотни экземпляров продать не удалось, и, к сожалению для нью-йоркского издателя мистера Блэкстоуна, никто не принял книгу всерьез.
Коллеги-историки осмеяли идею, что такое фантастическое место, как Темная улица, вообще может существовать — место, где растут светящиеся деревья, а уличные часы травят анекдоты, не говоря уже о Музее истории волшебства и кладбище, где по ночам бродят духи. Идея магического мира, существующего так близко к Нью-Йорку, — мира с Волшебником, живущим в зачарованном особняке посреди улицы, — казалась ничем иным, как издевательством над учеными умами середины 1800-х. И хотя Блэкстоун заявлял, что улица населена преимущественно обычными людьми, абсолютно без магических способностей, замысел был слишком невероятным, чтобы поверить в него. Книгу быстро предали забвению в академических кругах, о ней помнила лишь горсть поэтов и художников, воспринимая как бред богатой фантазии, и не более того.
Как бы то ни было, на Темной улице книга оставалась признанным бестселлером в течение еще многих лет.
Глава первая
Церемония открытия
Воскресенье, 19 августа 1877 года.
— Конкурс начинается, — произнес Волшебник.
Он указал морщинистым пальцем вдаль, на самую окраину уличного празднества.
Невысокий мужчина в цилиндре медленно взбирался по ступеням импровизированной сцены, на фоне которой возвышалась странная башня. В одной части закругленная, а в другой — квадратная, эта башня росла из самого центра Освальд-парка некой бесформенной тенью. Остроконечная пирамидальная верхушка едва виднелась сквозь туманные облака, на несколько сотен футов в вышину. Дюжины столов, расставленных по краю сцены, мерцали в свете ночников, окруженные безупречно одетыми гостями торжества.
Журчание вежливых разговоров заполнило ночной воздух, и тринадцатилетняя Уна Крейт со скрещенными на груди руками откинулась на спинку своего стула, глубоко погрузившись в собственные мысли. Она едва ли слышала дядины слова, как и уделила мало внимания коротышке, поднимающемуся по ступенькам.
Из всех гостей, наверное, только Уна чувствовала себя неуютно на вечернем торжестве, проходящем в Освальд-парке. Названный в честь Освальда Великого, самого могущественного из давно умерших магов древности, громадный парк был местом, где три года назад разыгралась трагедия — несчастный случай, забравший жизни мамы и малышки-сестрички, оставивший Уну с мучительной верой, что это ее неправильное заклинание убило родных. С тех пор парк стал для девушки ненавистным местом. Местом, избегать которого надо было любой ценой.
Но три месяца назад случилось нечто необычайное…
Будучи под впечатлением от расследования самого трудного криминального дела в ее жизни, связанного с таинственным исчезновением дядюшки и по совместительству Волшебника, Уна решилась взглянуть своему страху в глаза и посетить Ежегодный полуночный маскарад. Впервые она ступила на зеленую парковую лужайку с тех самых пор, как магия однажды вырвалась из-под ее контроля. Тогда же впервые она танцевала с молодым человеком.
Та бальная ночь была волшебной, кавалер Уны — благопристоен и красив, и перед уходом она решила, что с чувством вины за смерть родных покончено раз и навсегда. Как бы то ни было, три месяца спустя девушка осознала, как чудовищно ошибалась.
Сегодняшний визит в парк стал вторым после жуткого происшествия, и, к сожалению Уны, не было ни танцев, ни парня, которые отвлекли бы от грустных мыслей.
Сцены трагедии сновали туда-сюда перед ее внутренним взором, как назойливые мухи: искры, выстреливающие из ее импровизированной волшебной палочки — лучи света, опрокинувшие дерево и швырнувшие его на землю, собственный панический крик, который настиг Уну вместе с ударной волной в тот момент, когда на маму и Флору рухнул массивный ствол поваленного дерева.
Она изо всех сил старалась прогнать печальные мысли, сосредоточившись на соревновании, которое вот-вот должно было начаться — знаменитое Состязание Волшебной башни, проходящее каждые пять лет — но даже волнение Уны, вызванное этим событием, не отвлекало девушку полностью. Она качала головой, озираясь в поисках вещи, на которой можно было бы сконцентрироваться.