Маро отложил перо и с хрустом потянулся. Потом он потянулся еще раз и неожиданно для себя с силой ударил по столу, опрокинув тем самым одну из горевших свечей и чернильницу.
— Чертова тварь! — рассерженно прошептал Маро, торопливо поднимая дневник над расползавшейся кляксой. — Чертова… тварь… с чертова… холма!..
Переложив дневник на колени, Маро раздраженно поставил свечу обратно и торопливо набросил на расплывавшиеся чернила свой капитанский китель. Глядя, как сквозь рукава кителя проступают фиолетовые кляксы, Маро мрачно закинул в бутылку с виски несколько мятных леденцов.
— Ничего, Кохт, у тебя и у нашего великого будущего — разные дорожки!.. — пробормотал Маро, усиленно тряся бутылку. — И уж я постараюсь, чтобы ты на своей шею себе свернул! — угрюмо пообещал он.
Маро хлебнул получившееся освежающее пойло, довольно поморщился, после чего обмакнул конец пера в капавшие на пол чернила и вернулся к последним строчкам дневника.
«Я единолично ответственен за это звериное решение, и я приму любую уготованную Богом или Дьяволом кару — даже если меня, прикованного к позорному столбу[1], трижды вспашет жеребец Гаррисона!
Но это не изменит того, что на этот раз — на этом непокоренном материке! — мы сами выберем себе пастыря и грех по вкусу. И в этот прокля́тый день я истинно обреку и возвеличу всякого мужчину и всякую женщину, что сошли со мной на этот берег, а также каждого, кто произойдет из наших чресел или примкнет к нам!
Наши земли будут омываться океанами, наши богатства — слезами зависти, а весь прочий мир — осадками из неудач! В этом наше предначертание и наша судьба — быть богоизбранными!
Сегодня я еще раз испытаю себя перед уродствами нашего нового бога. А после — я найду способ заколоть и изрубить его, словно вскормленную на молоке свинью! Я вырву наши проданные души обратно — пусть даже и через чертовы века! Если нам удастся получить всё при жизни, то что помешает нам не расплачиваться за это после смерти?
Так что хватайте свое и рвите чужое, потомки! И пусть тень греха за содеянное падет на других!
Капитан „Каннибала“ Даллас Маро.
13 ноября 1607 года. Джеймстаун».
Маро смурно перечитал написанное, после чего встал и надел пояс с пистолетом и новой офицерской саблей, взамен той, что он в запале испортил об Гаррисона. Привычно проверив, как ходит клинок в ножнах, Маро накинул дорожный камзол и подхватил дневник.
— Пора попотчевать себя грядущим! — ухмыльнулся Маро, направляясь к двери.
Однако затем Маро решил, что сперва всё же стоит попотчевать себя виски. Он вернулся к столу, взял бутылку и влил в себя не менее ее трети. Поймав остатки мятного леденца, Маро шумно выдохнул, хищно укусил подушку на кровати, завороженно полюбовался на следы собственных зубов на ней и, наконец, вышел наружу.
Внутренний двор форта был погружен в обрывки ночной мглы. Возле факелов уныло прохаживались часовые, бренно неся службу и початки заслуженного на ней геморроя.
Маро закашлялся от легкого морозца и подошел к углу бревенчатого дома. В его тенях дремал неприметный мужчина. Маро швырнул ему дневник, и мужчина, не открывая глаз, по-кошачьи ловко поймал его.
— Через сутки назначу за твою голову награду и отправлю по следу людей, чтобы узнать, как ты справился! — предупредил его Маро. — Найдут тебя или это, — недвусмысленно покосился он на дневник, — лично тебе углей в пасть затолкаю. Компренде?[2]
Мужчина лениво открыл глаза, бесстрастно кивнул и растворился в темноте.
Насвистывая незатейливый мотивчик, Маро направился к открытым воротам форта. Там уже толпился отряд солдат, проверявших ружья, и одухотворенно прогуливался капеллан Гаррисон. Рядом с ними стояло несколько запряженных лошадьми крытых повозок, из которых доносились неясные мычания и стоны, словно кто-то против воли принимал участие в крайне тоскливой оргии.
Заметив Маро, солдаты тут же втянули животы и выпятили челюсти. Маро на это лишь безразлично отмахнулся.
— Капитан, вашими устами, как всегда, насвистывал сам Дьявол, — сдержанно кивнул Гаррисон Маро, когда тот подошел.
— Тогда он сегодня что-то фальшивил, — критично заметил Маро, разгрызая последний кусочек леденца. — Как наши приготовления? Мы готовы?
— Можем отправляться — хоть во тьму, хоть во грех, — любезно ответил Гаррисон и приглашающе показал на дорогу, ведущую через ночной лес к холму.
— Гаррисон, избавь меня от этих своих взмахов хоть на минутку, пока у меня голова не лопнула! — поморщился Маро и, шагнув в темноту, громко крикнул: — Пошли уже! И запомните: если какая-то часть «груза» отправится встречать рассвет в лесу, виновные в этом тоже его встретят — в яме с трупами! — И он обозленно добавил: — Мне тут кривотолки не нужны! Так что «угощенье» Кохту пополню из тех вас, кто останется!
Солдаты, вздрогнув, еще плотнее оцепили повозки и отправились следом за Маро, под шаг которого тут же самодовольно подстроился капеллан.
— Люди снова начинают поговаривать о летающих огнях над холмом, — доверительно сообщил Гаррисон капитану. — Некоторые даже молят о возвращении в Англию. Хотя после последнего твоего внушения многие просто молятся — за выздоровление…