Генри Каттнер. Проклятие крокодила
— Чертова черная свинья! — проворчал Коринг — Если бы я мог, то начинал бы каждый день с того, что порол бы всех аборигенов на сафари кнутом, просто чтобы показать им, как нужно вести себя.
— Им это может не понравиться, — сухо заметил Камминс, а на его узком, загорелом лице появилась лукавая улыбка. — Могут даже взбунтоваться.
Все больше и больше Камминс убеждался, что управляющему шахтами Акасси не стоило нанимать Коринга вслепую, основываясь лишь на паре хороших рекомендаций. Но защищать горных инженеров, норовящих углубиться в буш Акасси, было не так-то просто, и босс, очевидно, был очень доволен, когда приказал Камминсу — проводнику, охотнику и местному умельцу на все руки — привести Коринга обратно по его возвращении с двухнедельного отпуска на побережье. Теперь коренастый, с суровым лицом инженер яростно пинал камень, лежащий на тропе в джунглях.
— Взбунтоваться? — проворчал он. — Да ни в коем случае. Они могут сбежать — некоторые уже сделали это. Вот почему я позволяю тебе всем заправлять. Я никогда не смогу пресмыкаться перед ними.
— Не совершай ошибку, думая, что африканцы все безропотно сносят, — возразил Камминс.
— Да. Я уже слышал болтовню о том, что пора бы пристрелить босса, и все такое. Но я не боюсь ни одного чертова аборигена.
— Ну, мы же не хотим, чтобы во время этого путешествия что-нибудь случилось, — раздраженный самоуверенностью своего спутника, отрезал Камминс. — У нас и так все идет не столь гладко, как я рассчитывал. Ты взял с собой слишком много... роскоши, а у нас мало носильщиков.
— Я — белый человек, — упрямо ответил Коринг.
Вывод был очевиден. Камминс покраснел, вспомнив, что «роскошь», в основном, состояла из виски, который Коринг потреблял в больших количествах.
В выражении, что если вы прошли по африканскому бушу хотя бы километр, то видели весь материк, есть определенная правда. Полоса, тянущаяся вдоль берега на триста двадцать километров, невероятно однообразна. Узкие тропы проходят через густой лес, в большинстве мест непроходимый, как кирпичная стена. Изредка путник выходит на небольшие поляны, где, как правило, оказывается деревня. И всегда, невдалеке, в самом густом участке леса, стоит дом шамана.
Это может быть, пышно оформленное здание со стариком, называющим себя верховным жрецом, или просто крошечная полянка, расчищенная от кустов и не имеющая ничего, что могло бы указывать на ее священность, кроме пары жалких подношений: чаши с маниоком, разбитой бутылки из-под джина, или мертвой птицы.
О фетишизме практически ничего не известно. Вся эта языческая чепуха, суеверия и тайные религиозные обряды обычно объединяют словом джу-джу.
— Какого дьявола парни обходят это место стороной? — потребовал Коринг, когда экспедиция прошла мимо небольшой хижины, рядом с которой сидел старый африканец. — Только не говори мне, что они боятся этого сморчка!
Камминс просто кивнул. Он устал, час был уже поздний, и у него не было настроения для бесцельных бесед. Жилища джу-джу встречались довольно часто, и этот ничем не отличался от сотни других, которых он видел раньше.
В эту ночь экспедиция остановилась в соседней деревне, расположенной на берегу реки, и после ужина Коринг что-то пробормотал о том, чтобы прогуляться по окрестностям и поискать всякие диковинки.
— Может быть, взгляну на хижину джу-джу. Я слышал, лучшие вещи они хранят именно там.
— Только будь поосторожнее, — внезапно встревожившись, сказал Камминс.
— А что такое? Боишься, что эти бушмены рискнут что-нибудь предпринять?
— Не они, — нахмурившись, ответил Камминс, — а наши парни. Ты заметил, как они глядели, проходя мимо этой хижины — испуганно, настороженно. Нам не надо, чтобы кто-нибудь из них удрал от нас ночью.
— Да к черту их! Они все равно ничего не узнают.
Коринг ухмыльнулся Камминсу, хлебнул изрядную дозу виски и через какое-то время ушел.
Это была одна из тех влажных, знойных ночей, которые так часто встречаются в Африке, когда белый человек спит лишь урывками. Постоянный шум, доносящийся из буша, действует на нервы. Жабы, квакающие в близлежащих прудах, и невероятно громкий хор насекомых. Летучие лисицы, вразнобой кричащие с манговых деревьев, и все живые существа, молчащие в течение дня, казалось, оживают по ночам, чтобы объявить о своем присутствии.
Камминс очнулся от дремоты и увидел на светящихся стрелках своих часов, что уже почти десять. Койка Коринга на другой стороне палатки была все еще пуста. Неужели этот дурак не понимает, что в таком климате совершенно необходимо выходить в дорогу как можно раньше? Не понимает, что аборигены в этом регионе, мирные во всех остальных отношения, не терпят никакого вмешательства в свои религиозные обряды?
В этот момент в палатку ворвался Коринг, бросил на свою койку мешок и зажег керосиновую лампу. Он налил себе полстакана виски, и Камминс заметил, что руки у Коринга дрожат.
— Ты бы не налегал так, старина, — посоветовал он. — Это не мое дело, но...
— Да ладно, заткнись! — прорычал Коринг. — Ты бы тоже захотел выпить, если бы прошел через то же, через что и я этой ночью.
![День не в счет [День, которого нет]](/storage/book-covers/81/816215787e8e23d0865db0c523498eb2a32cee17.jpg)
