Полиция задержала дядюшку Джорджа, когда в три часа утра он шел по Элм-стрит. Он брел посреди улицы, пошатываясь и что-то бормоча себе под нос. А главное — с него текло так, словно он только что побывал под страшным ливнем, хотя у нас в округе вот уже три месяца не было даже намека на дождь и пожелтевшая кукуруза в полях годилась разве что в печку. Под мышкой дядюшка Джордж держал большую картину, а в руке — ведро, до краев полное алмазов. Он шествовал без ботинок, в одних носках. Когда дежурный полицейский Элвин Сондерс остановил старика и спросил, что с ним происходит, дядюшка Джордж в ответ пробормотал что-то нечленораздельное. Он, видимо, был здорово на взводе.
Именно поэтому Элвин доставил его в полицейский участок, и только там кто-то обратил внимание на его оттопыривающиеся карманы. Естественно, полицейские вывернули их и разложили содержимое на столе. Когда же они повнимательнее осмотрели все это добро, сержант Стив О'Доннелл тут же позвонил шерифу Чету Бэрнсайду за указаниями, что делать дальше. Шериф, отнюдь не в восторге, что его подняли среди ночи, приказал до утра запереть дядюшку Джорджа в камере, что и было исполнено. Конечно, трудно в чем-нибудь винить шерифа. Из года в год старик доставлял достаточно неприятностей и хлопот полиции Уиллоу-Гроув.
Но стоило дядюшке Джорджу попасть в камеру, немного очухаться и разобраться, что к чему, как он тут же схватил стул и принялся дубасить в решетчатую дверь, крича, что эти подонки опять все подстроили, наплевав на его законные конституционные права свободного и добропорядочного гражданина.
— Вы обязаны дать мне позвонить! — что есть мочи вопил дядюшка Джордж. — Вы еще пожалеете, когда я выйду на свободу и подам на всех вас в суд за несправедливый арест.
Он настолько всем надоел своим криком, что они открыли камеру и разрешили ему подойти к телефону.
Конечно же, как и всегда, звонок был ко мне.
— Кто там еще? — Элси проснулась и села в кровати.
— Твой дядюшка Джордж, — сказал я.
— Так я и знала! — воскликнула жена. — Стоило тетушке Мирте уехать в Калифорнию навестить родственников, и он снова принялся за старое…
— Ладно, что там приключилось на этот раз? — спросил я дядюшку.
— Почему ты говоришь со мной таким тоном, Джон? — обиженно ответил он. — Я тебе звоню всего раз или два в году. Какой смысл иметь в семье адвоката, если…
— Может быть, ты все-таки перейдешь к делу? — прервал я. — Что случилось?
— На этот раз они у меня попляшут! С правами они попались, как миленькие. Будь спокоен, на этот раз тебе будет уплачено сполна. Все, что с них присудят, разделим пополам. Я ничего не сделал. Я просто шел по улице, когда появился этот подонок и потащил меня в каталажку. Я не шатался и не пел. Я не нарушал порядка. Послушай, Джон, разве человек не имеет права ходить по улицам, хотя бы и в полночь…
— Сейчас приеду, — вновь перебил я его.
— Долго там не торчи, — заметила Элси. — У тебя завтра в суде трудный день.
— Ты что, смеешься? — Я не сдержался. — Раз появился дядюшка Джордж, считай, что день потерян.
Когда я подъехал к полицейскому участку, все уже были в сборе. Дядюшка Джордж сидел за столом, на котором высилось ведро с алмазами и лежала кучка отобранных у него вещей. К ножке стола была прислонена картина. Шериф прибыл в участок за несколько минут до меня.
— Итак, — сказал я, — перейдем к делу. В чем его обвиняют?
— Пока нам не требуется никаких обвинений.
Шериф до сих пор злился, что его подняли с постели среди ночи.
— Вот что, Чет, — оказал я, — не пройдет и нескольких часов, как тебе потребуется официальное обвинение, да еще как. Так что советую подумать над этим сейчас.
— Я предпочитаю подождать, что скажет Чарли.
Он имел в виду прокурора Чарли Нивинса.
— Ладно, раз нет обвинения, то каковы хотя бы обстоятельства ареста?
— Этот Джордж тащил ведро алмазов. А теперь ты мне ответь, где он их добыл?
— Возможно, это вовсе не алмазы, — предположил я. — Ты в этом уверен?
— Утром, когда Гарри откроет свою лавочку, мы пригласим его посмотреть.
Гарри был ювелиром, который держал магазинчик на другой стороне площади.
Я подошел к столу и взял несколько камней. Конечно, я не ювелир, но мне они показались настоящими алмазами. Камни были превосходно отшлифованы, и их грани так и горели, когда на них падал свет. Некоторые били с кулак величиной.
— Даже если это алмазы, при чем здесь арест? Я что-то не слышал о законе, который запрещал бы человеку носить алмазы в ведре.
— Вот, вот, выложи-ка им, Джон! — обрадовался дядюшка Джордж.
— Помолчи, — сказал я, — и вообще не суйся не в свое дело, раз я им занялся.
— Но ведь у Джорджа сроду не водилось никаких алмазов, — не сдавался шериф. — Должно быть, они краденые.
— Значит, вы обвиняете его в краже?
— Ну, не то чтобы вот так, сразу, — шериф держался не слишком уверенно. — У меня пока нет доказательств.
— А потом еще эта картина, — вставил Элвин Сондерс. — Сдается мне, весьма ценная. Похоже, кого-то из старых мастеров.
— Удивительное дело, — сказал я, — не скажет ли мне кто-нибудь из вас, где в Уиллоу-Гроув можно было бы украсть картину, принадлежащую кисти старого мастера, или же ведро алмазов?
