Начало марта (?) 1659
Я — Мэри.
Я ведьма. По крайней мере, так меня называют. «Чертово отродье», «ведьмина кровь», — шипят мне вслед. Я не знаю ни отца, ни матери, у меня есть только бабушка — Элиза Наттл, или Матушка Наттл, как раньше звали ее соседи. Она меня вырастила. Если она и знала, кто мои родители, то предпочитала об этом помалкивать.
«Ты дочка лесного короля и королевы эльфов, вот ты кто».
Мы живем в маленьком домике у самой опушки леса: я, бабушка, ее кошка и мой кролик. То есть жили. Теперь все иначе.
Они пришли и забрали ее — мужчины в черном, в высоких, как башни, пуританских шляпах. Кошку насадили на кол, кролику размозжили голову: «Это не Божьи твари, а демоны, сам Дьявол в зверином обличье!» Они швырнули окровавленные тушки в навозную кучу и пригрозили, что так же расправятся и со мной, и с бабушкой, если она не покается в своих грехах. А потом ее увели.
Неделю с лишним ее держали в тюрьме. Сперва «выгуливали» — заставляли ходить туда-сюда день и ночь без передышки, пока ноги у нее не распухли и не стоптались в кровь. Она не покаялась. Тогда они решили сами доказать, что бабушка ведьма. Позвали женщину-ведьмокола, которая истыкала ее длинными булавками в поисках метки Дьявола — места, откуда не выступит кровь. Мужчины злорадно смотрели, как ее пытают, а бабушка стояла вся в крови под их взглядами — голая, униженная, старая — и ни в чем не признавалась.
Тогда они решили бросить ее в реку: мол, есть весомые доказательства ее вины. Еще бы. Целую неделю односельчане ходили свидетельствовать: жаловались, что бабушка напускала на них порчу, насылала болезни на их родню и скот, колдовала, втыкала иголки в восковые фигурки, меняла обличье и рыскала по окрестностям в виде огромного зайца, используя для перевоплощения зелье из топленого жира покойников.
Меня спрашивали, правда ли это.
Каждую ночь мы спали рядом. Если она в кого и перевоплощалась, то в своих снах.
Все это ложь. Бессмыслица и ложь.
Люди, которые обвиняли ее, были нашими соседями, а многие раньше с нами дружили. Еще недавно они приходили с просьбами — вылечить детей или животных, помочь с родами. Бабушка разбиралась в травах и настоях, а ее руки обладали целительной силой, но эта сила была ее собственная, а не Дьявола. Люди прежде ей доверяли, тянулись к ней. Когда кто-то рождался или умирал, всегда звали бабушку — помогать душе перейти из одного мира в другой.
И вот те же люди явились смотреть, как ее станут топить. Выстроились по обоим берегам и на мосту и, предвкушая развлечение, смотрели на самое глубокое место, такое глубокое, что вода там была черная. Мужчины в высоких шляпах приволокли бабушку из зловонной ямы, где ее держали, и связали особым образом: большой палец правой ноги к большому пальцу левой руки, а большой палец левой ноги к большому пальцу правой руки — и потуже затянули веревки. А потом ее бросили в воду и стали ждать. Тишину нарушало только шарканье зрителей — все старались подойти поближе, чтобы разглядеть, что будет.
— Она не тонет!
Сперва раздался один возглас, негромкий и удивленный, но затем его подхватили другие, уже возмущенные, и, наконец, закричали все разом. Поднялся страшный, нечеловеческий вой. Если не тонет — это уже доказательство вины. Бабушку подцепили крюком и вытащили на берег, как кучу мокрого тряпья. Ее не утопили тут же. Не лишать же народ излюбленного зрелища — казни через повешение!
Сегодня холодно, слишком холодно для начала весны. На земле наледь, деревья лишь слегка тронуты зеленью. Но народ стягивается отовсюду, чтобы поглазеть на казнь. Толпа на рыночной площади уже больше, чем в ярмарочные дни.
Мне опасно здесь находиться. Я вижу, как на меня косятся. Кто-то говорит: «Вон пошла ведьмина внучка», а кто-то отвечает: «Внучка самого Дьявола!» Потом они отворачиваются, посмеиваясь и краснея от чудовищных образов, которые рисует их воображение. Они не видят, что зло — в них самих.
Надо немедленно бежать отсюда, убраться подальше. Если я не уйду, рано или поздно меня растерзают. Но куда идти? Как теперь быть? Отправиться куда глаза глядят? Погибнуть в лесу? Я оглядываюсь вокруг. Все отводят взгляды. Глаза полны ненависти. Губы кривятся в недоброй усмешке. Нет, я не побегу в лес, потому что они только этого и ждут.
Прямо напротив меня виселица. Ее строили целую ночь и целый день. Я стою позади толпы, но даже здесь пахнет стружкой.
Что за сила мерещится им в нас? Если бы она существовала, неужели бабушка не сломала бы замки своей вонючей темницы и не улетела бы на волю? Неужели не призвала бы на помощь своего «хозяина», Сатану, и не попросила бы превратить врагов в прах и пепел? А будь хоть какая-то волшебная сила во мне, я бы сейчас же уничтожила этих нелюдей. Превратила бы в месиво из совокупляющихся жаб. В покрытых наростами слепых тритонов, пожирающих самих себя. Наслала бы на них вечно гниющие язвы. Прокляла бы на много поколений вперед, на века, чтобы их дети и правнуки рожали слюнявых недоумков. Я бы сгноила содержимое их черепов, чтобы мозг вытекал из носов кровавой жижей.
![Кавказское сафари Иосифа Сталина[воспоминания родственника Нестора Лакобы]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
