Богато и со вкусом убранная комната. В углу, на переднем плане, стоит странная… то ли вешалка, то ли карусель. А может, и то, и другое. На крючках, подвешенные за петли на спинах, висят четыре куклы мужчин — южноамериканца, японца, африканца и европейца. Возле карусели задумчиво стоит Мэрилин — красивая женщина. Карусель тихо вращается. Полумрак. Появляется Джонатан, тяжело дышит.
Джонатан. Мэрилин!
Мэрилин (мгновенно откликается). Джонатан!
Яркий свет.
Джонатан (инстинктивно прикрывает глаза рукой). Ну, ты готова?
Мэрилин. Давно! Почему вы так долго?
Джонатан. Э, мы не долго, мы нормально, как самолет… Я поднялся первым спросить: что ли, можно уже, мы заходим?
Мэрилин. Да, можно, конечно, я жду, заходите! А что, он приехал?
Джонатан. Я же сказал тебе, что приехал.
Мэрилин. То есть, я хотела спросить: слава Богу, он — доехал?
Джонатан. А, это… Доехал, куда же деваться… Все произошло, так… Как говорится, Бог захотел — и произошло… Другое бы дело — не захотел… А Он захотел, наконец, вот…
Мэрилин. Но, я помню, ты обещал — самолет прилетит, ты сразу будешь звонить из аэропорта, вы сразу приедете, прямо ко мне, больше никуда не заезжая.
Джонатан. Мы так и делали: прямо приехали к тебе, никуда не заезжали. (Достает из заднего кармана штанов плоскую флягу со спиртным, отвинчивает пробку.)
Мэрилин. А я беспокоилась!
Джонатан. Ну, хорошо… Я люблю, когда беспокоятся. За меня почему-то никто не беспокоится, м… Мм… (Прикладывается к фляге; вдруг, шепотом, как по секрету). Ох, Мэрилин, жарко сегодня, воздуха, что ли, мало… Интересно, где воздух? Трудно дышать…
Мэрилин. Что-то с погодой, действительно…
Джонатан (еще прикладывается к фляге). Да, да, да, с погодой, с людьми, с машинами, вообще с этой жизнью, мм… Я, Мэрилин, там ходил и ждал этот несчастный самолет, глядел на людей, как они все торопятся куда-то, и как они все хотят быстро, быстро — и меня, как петух, вдруг, клюнула мысль: ну, допустим, если бы они все, и умные, и дураки, точно бы знали, что с ними завтра будет — тоже бы так торопились или нет? Потому что бегут, понимаешь, бегут… Почему ты смеешься? Что хочешь сказать?
Мэрилин (улыбается). А ты точно знаешь, что с нами будет завтра, Джонатан?
Джонатан. Я-то не знаю, Мэрилин! Я-то, конечно, точно не знаю и знаю, что и никто не знает! Но — я говорю — все живут так, как будто все знают, что жить будут всегда! Вот что мне интересно!
Мэрилин. Опять, Джонатан, философствуешь — значит, опять напьешься.
Джонатан. Но я же своими глазами вижу — они так живут!.. Как будто все знают!..
Мэрилин. Пусть они, люди, живут, как хотят. Я подумала, нехорошо, Джонатан, мы с тобой тут, а гость наш стоит там и ждет.
Джонатан. Какой еще гость?..
Мэрилин. Антуан… он приехал?
Джонатан. А, мм… действительно, я забыл… А ты, что ли, уже готова? Можно заводить?
Мэрилин (смеется). Можно, готова! Я уже готова и давно жду!
Джонатан. Ну, хорошо, тогда я пойду его звать, что ли… Мм… (Направляется к выходу.)
Мэрилин. А — постой, Джонатан!
Он останавливается.
Прости, я забыла спросить… То есть, я хотела спросить и забыла… Вы долго не виделись, он жил — там, ты жил — тут… Это понятно, он мог измениться, постареть… Скажи, на твой взгляд, он сильно изменился?
Джонатан. Кто?..
Мэрилин. Ну, твой друг… Антуан… Или ты его, как увидел — сразу узнал?
Джонатан. Он, Мэрилин, очень сильно изменился. Я его, как увидел, сразу узнал. Что ты хочешь узнать?
Мэрилин. Он мог измениться, он мог даже очень измениться, я не об этом спросила. Ты мне, пожалуйста, скажи: как он тебе показался?
Джонатан. Мм… Показался.
Мэрилин. Ну, Джонатан, ну, подумай: мне же интересно знать: он — то, что надо? То есть, хотела сказать — то, что надо мне? Ты же немножко знаешь мой вкус: я люблю не глупых, не грубых, не пошлых, не земных… Он — не земной?
Джонатан. Мм… Я же тебе показывал фотографию.
Мэрилин. Ты показывал фотографию: ему два годика, он сидит на горшке и сосет палец. Он с тех пор изменился?
Джонатан. Мм, Мэрилин, смотри… Я тебе честно скажу: я не знаю, чего надо говорить. Смотри, я тебе говорил: у меня там остался друг. Ты спросила: какой друг? Я тебе сказал: такой и такой. Показал фотографию.
Мэрилин. На горшке.
Джонатан. Ты сразу сказала: позови, Джонатан, друга в Америку и покажи мне. Так было?
Мэрилин. Да, Джонатан… Собственно, мне было интересно… Мне доводилось слышать: там, далеко на востоке, в России, сохранились еще неземные мужчины…
Джонатан. Да нормальный мужчина!
Мэрилин. Что, он — нормальный?..
Джонатан. Из России, не из России: есть голова, есть руки, есть ноги — чего тебе еще надо?
Мэрилин. Мне, собственно… Да, но ты обещал, он будет — прекрасный…
Джонатан. Мм…
Мэрилин. Он — не прекрасный?..
Джонатан. Мэрилин, подожди…
Мэрилин. Скажи, наконец, мне, какой он — я же прошу…
Джонатан. Подожди, дай сказать, я не знаю, ты прямо… Смотри: ты попросила — я его позвал. А теперь, когда я хочу тебе показать товар — ты меня спрашиваешь: а он, Джонатан, какой? А почему такой?
Мэрилин. Пожалуйста, не сердись, я все-таки женщина, мне хочется знать…
Джонатан. Он, Мэрилин…
Мэрилин (быстро).
