Шейн Николс не находил себе места.
Его старший брат Мэйс сказал бы, что добром это не кончится. Все-таки Мэйс знал Шейна на протяжении всех тридцати двух лет его жизни. Мэйс помнил и опрокинутый туалет во дворе, и камушки под седлом, и клей «Момент» в коробке для карандашей мисс Стедмен, и зудящий порошок в белье старика Хулиэна. И, конечно же, он помнил цыпленка…
Поэтому врачу, велевшему Шейну отлежаться, Мэйс посоветовал бы подкрепить свое предписание решительными действиями: например, привязать Шейна к кровати.
Конечно, доктор Ривс не знал Шейна так, как знал его Мэйс. Поэтому он ограничился краткой нотацией. Мол, не каждый день человеку пришивают заново его большой палец. Тут требуется длительное лечение. А значит, Шейн может расслабиться, взять небольшой отпуск, наслаждаться жизнью вместо того, чтобы отбивать себе задницу на родео.
Такому хорошему совету последовало бы большинство парней.
Но только не Шейн.
Его вечно тянуло на подвиги. Именно так он потерял свой большой палец – в дурацком происшествии с участием пустого автоприцепа и пугливой лошади. Шейн бросился на помощь, и поплатился за это.
Ладно, ради друга он готов на что угодно. Но он устал расплачиваться. Ему и так пришлось бездельничать целых три недели на маленьком ранчо близ Элмера, штат Монтана, воспользовавшись приглашением брата. Это хуже тюрьмы.
Шейн помогал Мэйсу вести учетные книги, в которые заносились достоинства каждого бычка и каждой дойной коровы из его стада. Мэйс мог заниматься этим до бесконечности.
Но Шейн на стенку лез от скуки.
Он поглощал в огромных количествах еду, приготовленную Дженни, его невесткой. Она стряпала для него самые любимые блюда. Шейн мог бы вовсе разжиреть и облениться, наслаждаясь домашним уютом. Все-таки, на ранчо, хоть и не слишком большом, было куда просторнее и удобнее, чем в привычном грузовике.
Но большие размеры дома означали только то, что Шейн мог убивать время, слоняясь из комнаты в комнату.
Он играл с обожающими его племянниками, Марком и Тони, и рассказывал им байки о родео. Но даже греясь в лучах своей славы, он до боли хотел вернуться к своему прежнему занятию. Шестилетняя племянница, Пилар, с радостью развлекала его исполнением на пианино песенки «Мы на лодочке катались» – это можно было слушать в первые сто пятьдесят раз, но не вечно.
Шейну начало казаться, что прошла вечность.
А Шейн Николс никогда не стремился к постоянству.
Он был деятельным, неугомонным, увлекающимся человеком.
Острые ощущения необходимы ему, как воздух.
Ему не хотелось больше кататься на лодочке – только на машине мощностью в сто пятьдесят лошадиных сил. Ему не хотелось рассказывать о том, как ездят на быках; он хотел сам поучаствовать в этом! Ему надоело коротать вечера у камина и укладываться спать пораньше.
Шейн хотел света. Шума. Действия.
Поэтому он заглянул в «Бочку» в Ливингстоне тем холодным январским вечером. Впервые после несчастного случая он оказался в баре. Особого смысла в этом не было. Пить все равно было нельзя.
– Это вредит кровообращению, – говорил доктор Ривс, выписывая Шейна из Портлендской больницы три недели назад. – Палец должен хорошо снабжаться кровью. Поэтому… ничего спиртного. Никакого кофе.
Затем он непременно добавил бы: «Никаких женщин», – мрачно подумал Шейн.
Не обязательно иметь высшее медицинское образование, чтобы понять: если кровь приливает к определенному органу его тела, значит в пальце ее останется меньше. К счастью, Шейн успел сбежать до того, как старина Ривс вспомнил об этом!
Это вовсе не означает, что Шейн был бабником.
Тем более, сейчас.
Он частенько имел дело с поклонницами, с фанатками родео, готовыми составить ему компанию во множестве баров по всей Америке. Они восторженно хлопали ресницами, записывали телефонные номера на салфетках и магазинных чеках, и… однажды… на кожаной наклейке на заду его джинсов.
– Но, дорогуша, я же не смогу это прочитать, – возразил Шейн.
Девушка хихикнула, продемонстрировав ямочки на щеках, и поцеловала его в губы.
– Знаю, милый. Но каждый раз, снимая штаны, ты вспомнишь обо мне.
Сейчас он думал о ней. Кровообращение в его пальце явно нарушилось. Шейн ничего не мог поделать. Он уже целую вечность не спал с женщиной.
Если ему было тяжело наблюдать, как брат заигрывает с Дженни, то знать о том, чем они занимаются в его отсутствие, в тысячу раз хуже!
Он мог выносить их воркотню недолгое время – скажем, рождественский вечер или парочку выходных.
Но три недели!
Нет уж, хватит.
Шейн нуждался в разрядке. Это и привело его в «Бочку», где он с радостью встретил своего старого приятеля и коллегу, Кэша Каллахана, наедине с бутылкой виски.
Шейн с вожделением взглянул на виски, и отхлебнул имбирного пива.
– Имбирное пиво? – недоверчиво переспросил Кэш, когда Шейн сделал заказ.
– Врач посоветовал, – ответил тот.
Теперь, после третьего стакана, разрядкой и не пахло, зато палец начал пульсировать. Шейн пришел к мысли, что небольшое нарушение режима вряд ли ему повредит.
Его останавливало только желание и дальше участвовать в родео.
Он не знал, что будет делать, если не сможет ездить верхом. Родео стало делом его жизни еще со старших классов школы. Он закончил учебу только потому, что в противном случае брат спустил бы с него шкуру. Но как только Шейн получил свой аттестат, в ту же минуту он помчался делать себе имя в мире родео.
![Логофет василевса [Путь к трону. Князь Глеб Таврический]](/storage/book-covers/27/276db1b4269b5e49234665cc113599deeea473a4.jpg)
