Шифровку из Москвы Алексей Хованский получил 20 июня 1940 года, за пять дней до установления дипломатических отношений СССР с Югославией. Не в силах скрыть свою радость, он поймал себя на том, что улыбается, идя по улице, и вот уже третья встретившаяся девушка лукаво строит ему глазки.
«Неужели я смогу наконец вернуться домой? Отпустили хоть бы на месяц, даже на неделю, никто бы тут моего отсутствия не заметил! Я ведь без конца езжу по стране… А кто здесь меня заменит? Нет, не пустят, наверняка откажут», — думал он, все ускоряя шаг, спускаясь по крутой улице Кнеза Милоша к себе домой.
Усевшись за письменный стол, он зажег спиртовку, на которой обычно варил себе кофе, поставил на нее джезве[1] и в ожидании, пока закипит вода, постарался воспроизвести в памяти предыдущую шифровку:
«XII 39 Центр тчк Необходимо послать в Бухарест надежного и толкового агента для выявления работы диверсионно-шпионской школы НТС тчк Связь с Сергеевым телефон 372174 пароль из Ясс к Сергею тчк Проследить за движением типографии "Льдина" тчк Вам вынесена благодарность за хорошую работу тчк Граф № 7».
На эту шифровку пришлось ответить лишь три месяца спустя:
«1140 тчк 29 11 40 Олег Чегодов выехал в Бухарест он пройдет курс подготовки в разведшколе на улице Извор 43 бис кв 12 тчк После окончания школы по специальному заданию председателя НТС Байдалакова он перевезет типографию "Льдина" в Кишинев, чтобы там организовать выпуск антисоветских листовок тчк Прошу принять во внимание мои прежние донесения о Чегодове он вспыльчив самолюбив но глубоко порядочен тчк На квартире известного вам Берендса я познакомился с немецким ставленником генералом Михаилом Скородумовым полагаю это позволит узнать его окружение и планы Служу Советскому Союзу тчк Иван № 2».
Над джезве появился парок, Алексей подержал над ним запечатанный конверт и, когда заклеенный угол отошел, при помощи сильной лупы убедился, что верхний слой бумаги не сорван и нет признаков, указывающих опытному человеку, что письмо подвергалось перлюстрации. Бегло пробежав текст, касавшийся сугубо личных, семейных дел, написанный женским почерком, он расстелил письмо на газету, достал из тумбы стола канцелярский клей и щедро смазал им как исписанную, так и чистую половину почтовой бумаги. И тут же поперек написанных строк начали проступать цифры.
Сняв с полки книгу, он в соответствии с условленной в тексте буквой принялся за расшифровку. Вскоре он прочитал следующее:
«VI 40 Центр тчк Чегодов не вызывает доверия тчк Связь с ним прервана тчк Будьте предельно осторожны в выборе своей агентуры тчк Первого второго третьего июля вам назначается встреча в ресторане гостиницы "Код српске Круне" на Узун-Мирковой улице тчк "Надежду" вы узнаете по светло-синей сумке и бриллианту на мизинце она темная шатенка глаза карие тип восточный будет сидеть справа третий четвертый пятый стол от шестнадцати до восемнадцати тчк Граф № 7».
«Почему же Чегодов не вызвал доверия у Сергеева? — недоумевал Хованский. — Олег не мог предать, не в его это характере, тут что-то случилось! Но что?»
Припомнилось и последнее письмо Олега из Бухареста, он жаловался на «дядюшку», который принял его «мордой об стол» и «разговаривал как со своим кучером». Все они, эти эмигранты, и отцы и дети, больно уж ранимые. Казалось бы, жизнь на чужбине в унижении и бедноте должна была их закалить. «И закалила, — продолжал рассуждать Алексей. — Но у них есть больное место, ахиллесова пята — Россия! А у таких, как Чегодов, — Советская Россия! — которую они в своем воображении рисуют эдакой идеальной Аркадией, с людьми, исповедующими только высокую нравственность! И кто знает, может быть, не будь этой идеализации, пошли бы они за мной или нет? Не за ту старую "святую Русь" с ее церквушками, с мужичком-богоискателем, богато одаренным, а порой узколобым, свирепым и добрым, великодушным, завистливым и в то же время погрязшим в пороках и предрассудках; не за эфемерную идею "третьего Рима" и, наконец, не во имя собственного благополучия, а в надежде, что воцарится правда, правда, готовая совладать с эгоизмом; не за "упражнение для высших чувств" готовы идти новые "эмигранты", точнее, дети белых эмигрантов, а за добытую в крови и муках истинную правду! Правду коммунистов, которая несет людям избавление… И какими нужно быть нам здесь, на форпостах, да и там у нас, в Союзе, чтобы Чегодов и другие, такие, как он, поверили в новую жизнь!»
25 июня дипломатические отношения Югославии с Советским Союзом были установлены, а 3 июля Хованский встретился со связной в фешенебельном ресторане на Узун-Мирковой улице. Алексей заметил «Надю» сразу, хотя она и не отличалась ничем от белградских аборигенок и чем-то была похожа на черногорку.
«Все хорошо обдумано, не учтено только то, что порядочные женщины в Белграде в отличие, скажем, от Бухареста, Будапешта или Вены в ресторан одни не ходят. Впрочем, я придираюсь, исключения возможны; чего только не делает любовь!» Алексей подошел к столику, отослал жестом принимавшего у связной заказ кельнера, подозвал стоящего в стороне обера и, буркнув: «Иван!» — уселся на стул рядом.
![Будни контрразведчика [иллюстрации]](/storage/book-covers/c2/c2a004fe8bf379ad9e00381bb3966b9dd3601c4c.jpg)
