Над угрозой стоило задуматься.
Было в ней что-то такое, что превращало ее не просто в угрозу – а скорее в данное наверняка обещание.
Голос в трубке ввел в заблуждение даже секретаршу – ни дать, ни взять обычный деловой звонок, и владычица приемной Эрнеста Уолгрина без колебаний соединила звонившего с патроном.
– Вас спрашивает некий мистер Джонс.
– И что же он хочет от меня?
Чутью своей секретарши президент компании «Дейта Компьютроникс» из Миннеаполиса, штат Миннесота, доверял настолько, что при очередном деловом знакомстве он инстинктивно принимался разыскивать ее взглядом, дабы она намекнула, с кем из присутствующих надлежит поздороваться приветливо, с кем – не очень. Не то, чтобы его не устраивало собственное мнение – просто секретарша за много лет съела на этом, фигурально говоря, не одну собаку.
– Не знаю точно, мистер Уолгрин. Я... я поняла так, что вы ждали этого звонка, он еще сказал, что дело сугубо личное.
– Соединяйте.
Уолгрин взял трубку. Телефонные разговоры ни на секунду не отвлекали его от дел, прижимая трубку к уху, он просматривал предложения, проверял контракты, подписывал договоры. Так уж был устроен его мозг – мозг бизнесмена, привыкшего делать сразу два дела, находится в двух местах одновременно. Это качество передал Уолгрину отец, отпрыск Эрнеста не смог его унаследовать.
Дед Уолгрина в свое время фермерствовал, отец его был владельцем аптеки. Эрнесту всегда виделась в этом какая-то естественная последовательность – от распаханного поля к аптекарскому прилавку, оттуда – к серой «тройке» чиновника и дальше – к университетской скамье или, может быть, сутане священника. Так нет же – его собственный и единственный сын купил полуразвалившуюся ферму в захолустье и вернулся в прадедовский мир обмолота, видов на урожай и треволнений по поводу возможной засухи.
До этого Эрнесту Уолгрину всегда казалось, что фамильная карьера – уж никак не круг, а скорее лестница. Есть, конечно, в мире работенка и похуже фермерской, но тяжелее уж точно нет. Но он слишком хорошо знал – спорить с чадом абсолютно бесполезно. Фамильное свойство Уолгринов – упираться и стоять на своем – его сын унаследовал в полной мере. Как изрек в свое время Эрнестов дед: «Пробуй лишь ради пробы. И не так важно, где ты после этого окажешься. Важно, что ты не свернул с дороги, черт ее подери».
На вопрос сына, что это может, собственно, означать, отец Эрнеста ответил: «Па имеет в виду – не так важно, как ты наполняешь пузырек; все дело в том, что именно ты туда наливаешь».
Лишь много лет спустя Эрнест Уолгрин смог осознать истинный смысл слов деда – в тот же момент у него не было времени особенно над ними задуматься. Парнем он был работящим, и дед перед тем как приказал долго жить, посоветовал Эрнесту «стать самым богатым засранцем во всей этой долбаной стране... хотя мозгов у тебя, пожалуй, для этого маловато». Иным языком глава семейства Уолгринов изъясняться не умел – и домысливать остальное Эрнесту пришлось уже самостоятельно.
– Мистер Уолгрин, мы собираемся убить вас.
Голос в трубке принадлежал мужчине. Спокойный голос. Уверенный. Совсем не так ведут себя обычные шантажисты.
Их повадки Уолгрин знал хорошо. Окончив университет, он десять лет прослужил в секретной охране Трумэна – и в один прекрасный день оставил службу, которая, несмотря на обещанные блага, не могла помочь ему достигнуть той ступеньки, ниже которой он не собирался задерживаться. Но угроз он за это время слышал немало – и по опыту знал, что произносившие их неспособны по большей части причинить намеченной жертве ни малейшего ущерба. Сама по себе угроза была для них уже нападением.
Реальную же опасность, как правило, представляли те люди, которые не опускались до каких-либо угроз. Служба безопасности брала, конечно, шантажистов под наблюдение, вела их некоторое время – но делалось это не столько ради безопасности президента, сколько для сохранения собственной репутации – вдруг какому-нибудь кретину взбредет в голову перейти от собственных бредней к делу, что было маловероятно. Восемьдесят семь процентов угроз, регистрируемых в течение года полицией Соединенных Штатов, исходят от лиц в состоянии более или менее тяжелого опьянения; способными перейти к действиям оказываются, как правило, менее трех сотых процента грозивших.
– То есть, насколько я понимаю, вы мне угрожаете? – спросил Уолгрин.
Отодвинув в сторону стопку контрактов, он записал на листке бумаги время звонка и по селектору вызвал секретаршу, чтобы та подключилась к линии.
– Именно угрожаю.
– Но зачем, позвольте спросить?
– Спросите лучше – когда, – посоветовал голос.
Выговор гнусавый, но явно не Среднего Запада. Больше похоже на Юг или, к примеру, восток Огайо. Или, может, западная Вирджиния. По голосу лет сорок-сорок пять. Тембр довольно резкий. Подвинув к себе стопку маленьких белых листков, Уолгрин вывел на верхнем: «Звонок в 11:03, гнус. голос, юж. акцент – Вирджиния? Муж. Гол. резк. – курит. 40-45 лет».
– Безусловно, мне желательно знать – когда, но более всего я хотел бы узнать причину.
– Этого вам все равно не понять.
![Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/storage/book-covers/8c/8c5930280aa7ec8fccf281cccb9a8482874dacc5.jpg)
