Что поделаешь — не любят у нас уродов.
А в нашем квартале таких уже немного.
У всех хари как баскетбольный мяч или с тыкву. С такой физией лишний раз на люди показываться опасно.
Вот совсем рядом, за мостом, в Синюшном жилмассиве, уродов почти не осталось — всех перебили.
В основном ночью. Втихую.
Нашим больше повезло — все-таки интеллигентный район.
Я, конечно, тоже из поколения отмутированных, но если спрятать ушищи под разношенную шапку, а ротище закутать в мохеровый шарф — можно в полумраке сойти за почти нормального. Очень хочется живым до дому добраться.
И дернул меня химдьявол сегодня в годовщину взрыва на комбинате задержаться у четы инженеров-технологов, чудом уцелевших в тот злочастный день.
И вот, таясь, приходится пробираться домой, чтобы не попасть в коллекцию скинхедов.
У них, говорят, весь штаб скальпами уродов увешан. Слухи ходят — скоро в верхах разрешат начать официальный отлов. Уж больно много там уродоненавистников.
Перед очередным поворотом за угол — замираю, высвобождаю уши — сканирую.
Скрипят ритмично супружеские широкие кровати.
Капает, капает, капает вода кухонь и ванных.
Где-то на чердаке шевельнулся сонный голубь.
Вдруг торопливые шаги крепких ног.
Пока далеко.
Справа — похожий звук из туннеля девятиэтажки.
Удары ног резонируют о стены — примерно полтора десятка человек. Ночная облава скинхедов.
Если поймают — лишь бы только убили сразу, не мучая, не отрабатывая удары с обеих ног и рук.
Шапка в сторону за сугроб. Шарф в другую.
Теперь не до маскировки. Теперь ничто не мешает слушать — это главное мое преимущество.
Гавкнул хрипло ротвейлер, натасканный на уродов.
Кросс в сторону реки вдруг оборвался проваливанием в горячую черноту. В глазах на секунду вспыхнуло, озарилось, погасло…
Очнувшись от близкого лая, наткнувшись рукой на шершавость мокрой стены, другой — на склизкий стержень холодной трубы, быстро двинулся к далекому журчанию неизвестного рода.
В конце коридора, там где труба уходила в пол, запнулся о вмурованный люк, едва не сломав ребра. Спасение! Теперь только вниз, как можно глубже. Где уже не достанут.
Кое-как поддев крышку непослушными пальцами, я сдвинул ее в сторону. Страшновато было лезть в еще более густую черноту наугад, поэтому, просунув голову в образовавшийся проем, прислушался.
Свет ослепил.
— Ку-ку! — чья-то веселая физиономия возникла подо мной, а потом последовал удар по голове.
Я свалился вниз, но сознание на этот раз не потерял. Краем глаза удалось увидеть два силуэта.
— Ты ему случайно тыкву не разбил? — забеспокоился первый.
— Да не должен, — второй прыгнул мне за спину и, схватив за шкирку, потащил вдоль тоннеля.
Сопровождающий то и дело наступал на мои волочащиеся по полу ноги, и я не решился посмотреть на него сквозь прищур — пусть лучше думают, что я в отрубе, тем более что прикидываться мертвой лисой умею, и неплохо.
— Здоровый боров попался.
— Везуха!
— Значит не всех уродов наверху перебили.
— Выходит так. В речную бригаду его?
— Не торопись. Пускай поживет немного.
Оба заржали и первый, бросив меня на пол, отвесил нежный пинок.
— По-моему, он сейчас в штаны наложит? Эй, братан, хватит притворяться. Мы таких, как ты, за версту чуем.
Я срочно продрал глаза и красноречиво шевельнул ушами. Вот так парочка: первый был выше второго на две головы и очень худ. При искуственном освещении он казался страшно бледным, а его товарищ был еще толще меня — круглый, на кривых коротких ножках. И оба лысые, ни намека на бровь или ресницы. Типичные уроды.
— Сожрем ушастого прямо сейчас? — верзила-лысый достал из кармана нож и торопливо протер лезвие о грязную штанину.
— Затушим в маринаде! — поддержал инициативу его напарник.
— Я больше люблю грибной соус.
— А где ты грибы достанешь?
— А маринад?
Они тоскливо поморщились, вздохнули разом, и я подумал, что они здорово истосковались по нормальной жратве.
— Вставай, вставай!
— А, может, сырым употребим?
И снова заржали.
Мы добрались до очередного люка в полу.
Верзила поддел его натренированными пальцами, совершенно бесшумно. Толстяк первым спрыгнул в открывшийся полумрак.
Там внизу я весьма явственно различил звук мерно жующих челюстей.
— Спускайся, не ссы!
Челюсти заинтересованно прекратили разгрызать кости.
Еще не видя этого существа, я ощутил неприятный холодок в брюхе и чуть пониже.
Первый лысый исчез за поворотом. Потом зазвенела цепь, и недовольное урчание сменилось тоскливым нытьем.
— Теперь можно! — долетел крик.
Второй толкнул меня вперед. Через воняющий давно немытой шерстью закуток, мы прошли в тоннель, казавшийся нескончаемым. Сзади долетел хриплый вой. Да уж — скинхедам здесь явно не поздоровится.
То и дело попадались переходы на верхний уровень, наглухо заделанные кирпичом, кое-где кладка была совсем свежей. Только однажды краем уха, еще там наверху, я услышал рассказ об этих отмутированных дачниках с Лошадиного острова, накрытого облаком, образовавшимся после взрыва терминала. Три дня ни один спасатель не мог приблизиться — разъедало даже комбинезоны химзащиты. А когда вошли в зону поражения — никого, естественно не обнаружили. С тех пор пошли слухи — выжили, мол, некоторые, только под землю ушли. И под родным городом нарыли столько ходов, что никогда их не поймать. Выходит — правда.