Я встретил его на Загородном проспекте, в паре кварталов от школы, где когда-то учился. Он стоял посреди тротуара и растерянно озирался, словно потерял кого-то в обтекавшей его с обеих сторон толпе. Прохожие уныло месили сапогами зимнюю слякоть и не обращали на него внимания, никто не притормозил шаг. А я сразу, лишь только мельком окинул взглядом улицу, заметил его. Хотя, конечно, странно, что вот так слёту узнал — я не видел его до этого лет двадцать. Он одряхлел, ссутулился и как бы даже усох, косматая в прежние годы шикарная шевелюра значительно поредела. Издали нельзя было различить черты лица, но я сразу понял, что это он, Виктор Саныч, наш старый учитель географии — тот самый, что нелюбимый всеми школярами предмет ухитрился сделать желанным и увлекательным.
Влившись в поток толпы, несомый в его направлении, я на пару минут потерял Виктора Саныча из вида. Но когда вынырнул, он стоял на прежнем месте. Всё-таки один сердобольный прохожий обратил на старика внимание и остановился. Виктор Саныч, похоже, что-то спросил у него, прохожий неопределённо махнул рукой и, буркнув ответ, двинулся дальше, а учитель остался пребывать с потерянным видом.
Я понял, что происходит что-то не то. Ещё не разобрал в чём дело, но в животе тоскливо заныло, как в предчувствии утраты. Из-за этого неясного ощущения я промешкал минуту-две, собираясь с духом, а потом решительно направился к своему школьному наставнику.
Он не узнал меня. Совсем не узнал. Бывает так, что встретишь человека и тут же вспомнишь, что он тебе встречался на жизненном пути, но убей Бог — где, когда, ты не знаешь, — затерялось в тёмных тупиках загадочной нейронной сети. Даже смутная тень узнавания не отразилась в глазах учителя, когда он посмотрел на меня. По-видимому, поэтому я не стал торопиться радостно приветствовать его: «О, Виктор Саныч! Сколько лет, сколько зим!.. А вы знаете, ведь я пошёл по вашим стопам. Преподаю…» Просто улыбнулся и, не напоминая о прежнем знакомстве, коротко поприветствовал его: «Добый день». Я был ещё весь в ожидании, что вот сейчас забрезжит, вспомнится, он мне обрадуется, и всё станет просто-таки замечательно, но нет, этого не случилось.
— Молодой человек, не подскажете, где находится Разъезжая улица? — громко и как будто рассерженно спросил он меня.
Он знал, где находится Разъезжая улица. Он не мог этого не знать. Он жил на ней двадцать лет назад и мог найти дорогу к ней с закрытыми глазами. В буквальном смысле этого слова. Я сам это видел.
После каждого похода Виктор Саныч устраивал разбор полётов. Однажды двое наших ребят, страдающих топографическим идиотизмом в тяжёлой форме, ухитрились заплутать в трёх соснах, собирая хворост для костра, и чуть не потерялись. Мы потратили полдня в поисках, поход чуть и вовсе не сорвался. Ребята впоследствии оправдывали свою нерадивость тем, что городской человек утратил способность ориентироваться на местности. На это Виктор Саныч предложил провести эксперимент. Он сказал, что сумеет пройти с завязанными глазами из любой точки района до своего дома. Мы не стали тянуть резину с поиском исходной координаты. Вот наш класс, от него и пойдём, прямо сейчас, без подготовки, — решили мы.
И мы пошли. Виктору Санычу завязали шарфом глаза. Он тут же подхватил свой тощий учительский портфель и быстрым шагом направился к выходу из класса, не считая шаги, ни на секунду не замешкавшись. Он почти бегом пронёсся по коридорам и лестницам к школьной раздевалке, на ходу кинул ошарашенному гардеробщику: «До завтра», — выскочил за порог и уверенно почесал по школьному двору, правда, не к выходу, а в сторону от него, к гаражу, прислонившемуся к кирпичной стене. Подойдя к гаражу, Виктор Саныч закинул на его крышу портфель, подтянулся и сам взлетел вслед за ним.
В этом месте стена была пробита, и мы иногда сами пролезали этим путём, когда опаздывали в школу, но попусту рисковать остерегались, так как в гараже ожидал хозяина директорский жигулёнок. К жигулёнку директор относился трепетно и ревниво, и пару раз мы наблюдали, как он отправлял к себе в кабинет на выволочку несчастных школяров, попавшихся на месте преступления. Сейчас с нами был учитель, и мы, не опасаясь неприятностей, двинули за ним.
Виктор Саныч спрыгнул с другой стороны стены на землю и, впервые на секунду замешкавшись, окликнул нас:
— Все здесь?
— Тут мы, тут, — отозвались мы, и учитель побежал дальше, выскочил в Щербаков переулок, в конце квартала свернул на Рубинштейна и потрусил к «пяти углам».
В районе «пяти углов» даже в старые добрые времена, когда машины ещё не забивали собой все дворы и проходы, уличное движение было весьма оживлённым. Родителей на собраниях не раз просили не отпускать младших школьников без сопровождения именно из-за этого — опасного — участка пути. Я хотел взять Виктора Саныча за руку, но едва дотронулся до неё, он сделал предупреждающий жест, и я остановился. Он долго стоял на углу, внимательно прислушиваясь к гулу машин, а затем уверенно пошёл через дорогу в тот момент, когда машины по всем направлениям встали. Через пару минут мы стояли у порога его дома на Разъезжей, и он стягивал с глаз шарф.
