Впервые встретиться с тунисцами мне довелось задолго до поездки к ним на родину. Это произошло в Москве летом 1957 г., на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов. Мои новые друзья были учившимися во Франции тунисскими студентами; они принимали участие в работе экономического семинара фестиваля. Мы вместе ходили на семинар, бродили по улицам Москвы, вечерами встречались где-нибудь в Останкине, Центральном парке культуры и отдыха или в одном из клубов столицы на очередном концерте художественной самодеятельности или тематическом вечере делегации молодежи из той или иной арабской страны. Молодые тунисцы до приезда в Москву уже побывали в разных странах, обладали солидным туристическим опытом, в разговоре беспрестанно проводили параллели («Во Франции не так, как у вас… Вот в Польше — похоже… А в Дании — ничего похожего») и, вооружившись разговорниками и записными книжками, дружно атаковали всякого, кто стоял рядом: «Это что? Новый университет? А где старый? А почему ваше Министерство иностранных дел похоже на Дворец культуры в Варшаве? Что означает у вас слово «за»? Это Кремль? А как в него войти?». Они были людьми прогрессивных взглядов, серьезно изучали марксизм-ленинизм и, впервые попав в Советский Союз, торопились увидеть, узнать, записать и запомнить все, что казалось им важным и нужным.
Их было трое: спокойный, уверенный в себе плечистый Мухсин, худощавый задумчивый Абд аль-Малек, быстроглазый и темпераментный Халед. Столь непохожие, воплощавшие, казалось, самые различные стороны национального характера своего народа, они были, как представляется сейчас, по прошествии долгих лет, сходны во многом. Жизнерадостные и остроумные, добродушные и приветливые, они держались просто и непосредственно: знакомились с первого слова, чувствовали себя непринужденно в любой компании, веселились от души, пели и танцевали без устали. Да и кто не пел и не танцевал в пестрой, многоликой и многоязычной толпе молодежи, заполнявшей улицы Москвы памятным летом 1957 г.! Но у них это получалось как-то удивительно легко и свободно. До сих пор трудно забыть Мухсина в малиновой рубашке, лихо отплясывавшего в центре группы чехословацких юношей и девушек какой-то совершенно невообразимый танец, напоминавший одновременно лезгинку, «яблочко» и ритуальную пляску воинственных африканцев. Где-то рядом беззаботно болтает Халед, остановив на перекрестке парковых тропинок двух смущенно улыбающихся русских девушек, а отставший от него Абд аль-Малек, более сдержанный и стеснительный, что-то с жаром доказывает делегату из Британской Гвианы, которого он только что впервые увидел. Потом они опять соберутся вместе, начнут подшучивать друг над другом, и из их разговора станет ясно, что Мухсин — сын рабочего из Сфакса (второго по величине порта Туниса) — влюблен в дочку крупного торговца, что он собирается на ней жениться, а его приятели опасаются, что он, женившись, «попадет в плен буржуазной идеологии». Все смеются. Затем им встречается товарищ из Марокко, и они мгновенно организуют вокруг него шутливый хоровод, выкрикивая: «Мы республиканцы, а ты — монархист!» Бейская монархия в Тунисе была низложена всего за неделю до начала фестиваля, но все тунисцы уже вполне освоились с новым положением, гордились своей новорожденной республикой и даже шутили по этому поводу.