Ну вот все и кончено!
Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль, Виктория вышла из дома.
Свобода! Резкий порыв ветра сжал ее в своих ледяных объятиях. Остановилась. Выдохнула. Сделала несколько неуверенных шагов. Новая атака холодного воздуха заставила ее признать, что сегодня побродить по вечерним улицам, как она любит, как она привыкла, не удастся. Придется зайти в кафе.
Придется… Она усмехнулась своим мыслям. Как будто меня кто-то заставляет! Можно бы и дома посидеть. Нет же! Нельзя, нельзя, нельзя…
Дома он. Нужно дождаться его ухода. Еще пятьдесят три минуты… Она бросила взгляд на часы – очень стильные, достаточно большой плоский черный диск на эластичном ремешке, туго охватывающем тонкое запястье. Мягко поблескивающие серебристые цифры на темном матовом циферблате, вечно бегущая серебряная стрелка-молния… Этакая маленькая модель мира: непрерывное движение в темном пространстве – где то большие, то маленькие – светлые знаки-маячки. Задержаться у каждого на мгновение – и снова бежать, повинуясь невидимому механизму, всеобщему закону – только чтобы встретиться еще раз. И снова расстаться…
Да нет, меньше, вещи он сумеет собрать гораздо быстрее. Если не станет… колебаться.… Черт, да что ему сомневаться? Он сам все решил. Давно.
Виктория иронично усмехнулась своим мыслям.
А ведь я – всего лишь женщина. Что мне остается? Только поддерживать решения мужчины.
Где-то слева, вывернув из-за поворота, резко просигналила машина, свет фар скользнул на мгновение по закутанной в плащ стройной женской фигурке. Она резким и не вполне объяснимым движением прижала к груди зонт – большой, шелковый, с длинной деревянной ручкой.
А пришла ведь уже….
Виктория сложила зонт и толкнула тяжелую дверь; она бесшумно открылась, впустив гостью в мир приглушенного света маленьких настольных ламп, коктейлей с замысловатыми названиями, скучающих или заинтересованных взглядов, разговоров, разговоров… Их-то ей и хотелось избежать.
Что ж, это несложно.
Она прошла к столику. Почувствовала, что в ее спину вонзилось несколько нескромных взглядов. Стройная женская фигура привлекала внимание. Одежда подчеркивала благородный силуэт – ничего лишнего, скромно, дорого, элегантно. С достоинством. Уверенная осанка, высоко поднятый подбородок и легкая походка придавали ей сходство с теми красавицами, что наполняли своим блеском и очарованием мир высокой моды.
Да, я долго училась ходить так! Тяжело, очень тяжело выпрямлять спину и держать повыше голову, когда хочется сжаться в комочек и спрятаться – хорошо бы навсегда – от этих взглядов. То есть от тех, которыми меня наградят через минуту.
Почти все посетители кафе оторвались от своих занятий, дабы проследить путь вновьприбывшей. Одного из посетителей Виктория случайно – честно, совершенно случайно!– задела краем юбки-миди, проходя мимо столика, который он занимал со своей спутницей. Виктория уловила напряженное молчание, воцарившееся за ее спиной на несколько мгновений, а потом – сердитое покашливание женщины и что-то, подозрительно напоминающее дребезжание потревоженной посуды…
Ага, слишком сильно ткнула своего мужчину носком туфли. Может быть, даже вовсе промазала и попала по ножке стола.
Виктория усмехнулась – грустно, привычно.
Успокойтесь, сударыня. Сейчас вы все увидите.…
Она устало опустилась на свободное место за дальним столиком, включила лампу. На темно-зеленой скатерти появились четкие круги света и тени. Виктория сняла очки и шаль. Вещи легли на столик, женщина прикрыла васильковые глаза.
Вуаля!
Реакцию посетителей, которые только что кто втайне, кто в открытую рассматривали ее, Виктория могла предсказать с точностью до девяноста девяти процентов из ста. Удивление. Изумление. Отторжение. Неприязнь.
Да знаю я, знаю…
Виктория сделала вид, что пристально разглядывает красно-синие страницы меню с причудливыми названиями, выполненными светлым шрифтом. Про себя отметила нелепость оформления меню. Она знала, что закажет (как всегда, греческий салат и крепкий кофе), но чем-то надо было отвлечься.
По залу пробежала волна шепота.
Да, лондонцы славятся умением держать свои чувства под контролем.
Еще одна усмешка. Виктория знала, что она некрасива. Знала она и реакцию окружающих на ее внешность.
– Двойной эспрессо и греческий салат, пожалуйста, – бросила она подошедшему официанту.
Он принял заказ и удалился, оставив Викторию один на один с ее мыслями и одиночеством. Некоторое время женщина еще ощущала на себе взгляды посторонних, немного настороженные: не все могут быстро и адекватно среагировать на «разрыв шаблона». Если женщина держится, как королева, если все ее движения, жесты проникнуты достоинством и уверенностью – значит, она, по меньшей мере, привлекательна. Хороша собой. Красива.
Ха!
А если ее даже симпатичной могут назвать только сестра да мама с папой – в порыве любви и нежности? Вытянутая форма черепа, удлиненное лицо, узкий длинный нос, небольшие глубоко посаженные глаза – и пухлые губы, контрастно выделяющиеся на этом истонченном лице…
Она достала из сумки ежедневник и перелистнула несколько страниц. На глаза попалась запись, сделанная четким размашистым почерком Клер, ее сестры: ряд цифр и имя с фамилией.
