1. Пространство Полных Абсолютов
Великое Ничто нагрянуло, как всегда, неожиданно и весьма некстати. Рахматов только-только перевёл флай в режим ручного управления. Хотелось прогуляться, не будучи скованным неумолимой системой автопилотирования. Исходная точка, кратчайшая траектория, целевая – такой алгоритм всегда нагонял на Рушана тоску.
Выйдя из дверей главного офиса, он предвкушал, что сейчас сядет в свой новенький флай, который любовно величал 'каракатицей', и рванёт, куда глаза глядят, куда душа ляжет. К чертям всё! Нерадивых подчинённых и желчного Щёткина, третий год не подписывающего заявление об отпуске. Безруких строителей 'челноков', умудрившихся не уложиться в плановые расчёты и вешающих теперь на отдел Рахматова всех собак – туда же! К чертям очередной зонд, отправленный в бездонную утробу нагуаля, и затерявшийся в окутывающих его Мёртвых Пространствах! И постылую планету Земля, разлагающуюся где-то поблизости, тоже к дьяволу. Он будет рассекать прозрачную колкую прохладу Эмерии, поглядывать на проплывающие внизу изумрудные лесопарки и ощущать, как послушна его рукам сверкающая в закатной дымке 'каракатица'. Это такое счастье – знать, что хоть что-то тебе подвластно!
Некоторое время так и было: фиолет эмерийского неба, алый диск потухающего солнца, начинающая чернеть в вечерних сумерках зелень лесов. А потом знакомый и прекрасный мир внезапно сжался в крошечную частицу, подхватился космическими потоками и унёсся в чёрноту подпространств. И Рахматов вместе с ним. Он стал несущественно малым, практически исчез, растворившись в бесконечном Ничто. Пустота кружила, засасывала всё, что попадало в её бархатистые объятья, превращала в абсолютный ноль, непререкаемый вакуум. До того самого мгновения, пока вдруг не обернулась цитоплазмой, в которую было погружено ядро клетки некой всемогущей системы. Этой системой был он. Пьянящее чувство соединения в себе ничтожно малого и всеобъемлющего Рахматов не раз пытался объяснить, но всегда терпел фиаско – в человеческом языке не отыскивалось и миллиардной доли необходимых для того слов.
Это было уже шестое погружение в пространство Полных Абсолютов, Великого Ничто. Слияние с Вселенной. И всякий раз потом Рахматов выныривал в грубую реальность, не осознавая ни себя, ни окружающего мира, не понимая как нашёл дорогу обратно. Он был просто Знанием.
– Внимание, выбранная траектория не соответствует требованиям безопасности, – твердил любезный женский голос. Кабина флая озарялась назойливыми вспышками аварийной системы. Истерично выла сигнализация. – Переведите управление в режим автопилотирования.
Ещё не вполне понимая что происходит, Рахматов упёрся взглядом в монитор. Встроенные на фюзеляже сканеры беспристрастно информировали – на микроскопическую молекулу 'каракатицы' с огромной скоростью мчится непреодолимый монолит. Рушан ударил по дисплею, где настойчиво мигала пиктограмма 'Автопилотирование'.
– В связи с размерами объекта, для манёвра недостаточно времени, – ласково сообщила механическая дева. – Запустить режим катапультирования?
– Да, сука, да!
– Вербальная команда не идентифицирована, – заявила дева.
– Да!!!
Дегравитатор мягко опустил Рахматова на каменистую почву. Впереди раскатисто грянул взрыв. Огненный шар озарил горный массив. Рушан бросился прочь от летящих в него раскалённых обломков металла. Шар распался на сотни горящих факелов и с оглушительным скрежетом обрушился у подножья склона неподалёку от Рахматова. Жар опалил лицо.
Рушан уселся на камень и достал коммутатор.
– Аристарх Леонович! – выкрикнул он. – Есть шестой!
– Встретимся в офисе, – ничего не уточняя, сказал мужчина.
– Постойте, – спохватился Рахматов. – Вышлите флай. У меня… небольшие проблемы.
– Где вы находитесь?
– Похоже… – Рахматов огляделся – урановые накопители.
– Точнее.
– Координаты не помню, мой флай… кое-какие неполадки. Данные есть в расчётной базе Эмерии. Пусть Гера Кацевейко посмотрит, мы же сами горы эти рассчитывали! – Рахматов начал злиться. Знание, принесённое им из Абсолюта, было зыбким и туманным. Оно требовало срочной нейрообработки для фиксации и расшифровки. Минута промедления – и Знание будет безвозвратно утеряно, расплёскано меж пустой породы обычных человеческих мыслей.
Командировки на Землю Рахматов не любил. Нет, его пугало не то, что в любой момент планета могла рассыпаться на части, как это произошло с Марсом. Не пугала персонифицированная в нагуалях неизвестность иной реальности. Он свыкся с мыслью, что рано или поздно всё человечество будет уничтожено всесильным ФАГом – Фундаментальным Агрессором. Человечество конечно и поделать с этим ничего нельзя. Гораздо больше удручали картины медленного и неотступного умирания планеты, на которой Рушан родился. Затихающая агония – так определял Рахматов уходящие дни Земли. Брошенные, порастающие непроходимыми чащами города; редкие, вечно сонные прохожие; сорванные ветрами вывески; вывернутые землетрясениями скелеты зданий; здесь и там расставленные знаки 'Осторожно, радиация!'. Как было непохоже это на то, что он привык видеть на ставшей уже родной Эмерии. Нет, он не скучал по Земле, где прошли его детство и юность. Та Земля была другой – бьющаяся в панических судорогах, волнующаяся толпами спасавшихся от нагуалей людей, но живая.
