Крестный путь сквозь века [Перекресток столетий, Сквозь века]

Его называли Христос. Но он не был Тем, кто прошел трудный, долгий путь на Голгофу пять тысячелетий назад. Его называли Будда и Магомет, Агнец и Благословенный Господом. Его называли Князь Мира и Бессмертный.

А настоящее имя его было Тайрелл.

Иной путь проделал он нынче, взобравшись по крутой тропе к монастырю на вершине горы, и замер на миг, ослепленный ярким солнечным светом. Его белые одежды, как того требовал ритуал, были запятнаны черным.

Стоявшая рядом девушка тронула его за руку и мягко подтолкнула вперед. Он ступил в тень монастырских ворот и остановился.

Поколебавшись, он оглянулся. Дорога привела его на высокогорный луг, посреди которого стоял монастырь, и луг этот радостно сверкал нежной весенней зеленью. Где-то в глубине души он ненадолго ощутил слабую щемящую грусть, представив себе, что придется расстаться с этим сверкающим миром. Но в то же время он чувствовал, что очень скоро все снова будет прекрасно. И сияние дня отошло куда-то вдаль, став словно бы нереальным. Девушка вновь тронула его за руку, и он, покорно кивнув, двинулся вперед, испытывая неясное, но тревожное ощущение близящейся утраты, которую его утомленный разум сейчас не мог до конца осознать.

"Я слишком стар", — подумалось ему.

Во дворе перед ним склонились священнослужители. Их глава Монс стоял по другую сторону широкого бассейна, в котором отражалась бездонная синева неба. Тихо веял прохладный, мягкий ветерок, и по воде нет-нет да пробегала легкая рябь.

Подчиняясь старой привычке, мозг бессознательно отдал нервам знакомую команду. Тайрелл поднял руку, благословляя всех.

Его голос спокойно произнес заученные фразы:

— Да будет мир! На всей беспокойной Земле, во всех Мирах и в благословленных Господом небесах между ними — да будет мир! Силы… силы… — Его рука дрогнула — мысль ускользала. Он напряг память:

— Силы мрака беспомощны перед любовью и всеведением Господа. Я несу вам слово Господне. Это — любовь; это — понимание; это — мир.

Все молча ждали, пока он закончит. Ритуал складывался явно неудачно: Тайрелл выбрал неподходящий момент для проповеди. Но все это не имело значения, ибо он был Мессией.

Монс с другой стороны бассейна подал знак. Девушка, стоявшая подле Тайрелла, мягко положила ладони ему на плечи.

— Бессмертный, сбросишь ли ты свой запятнанный покров и вместе с ним все грехи века? — торжественно вопросил Монс.

Тайрелл взглянул на него ничего не выражающим взглядом.

— Осчастливишь ли ты Миры еще одним столетием своего священного присутствия?

Тайреллу смутно припомнились какие-то слова.

— Я удаляюсь с миром, я возвращаюсь с миром, — пробормотал он.

Девушка осторожно освободила его от мантии, затем, преклонив колени, сняла с него сандалии. Обнаженный, он стоял на краю бассейна.

Он выглядел как двадцатилетний юноша. А ему было две тысячи лет.

Какое-то внутреннее беспокойство вдруг овладело им. Монс требовательно поднял руку, но Тайрелл растерянно оглядывался по сторонам, пока не наткнулся на внимательный взгляд серых глаз девушки.

— Нерина? — неуверенно проговорил он.

— Иди в бассейн, — прошептала она, — переплыви его.

Он протянул руку и коснулся руки девушки. Она ощутила исходившую от него волну той удивительной кротости, что составляла его неодолимую силу. Она крепко сжала его руку, пытаясь проникнуть сквозь туман в его сознании, дать ему понять, что все опять будет хорошо, что она будет ждать его воскрешения, как ждала уже трижды за последние три столетия.

Девушка была много моложе Тайрелла, но она тоже была бессмертной.

Внезапно туман, застилавший его синие глаза, рассеялся.

— Жди меня, Нерина, — сказал он. Затем, с возвратившейся к нему прежней ловкостью, прыгнул в воду изящным, отточенным движением.

Она смотрела, как он спокойно и уверенно переплывает бассейн. На его теле не было ни малейшего изъяна; с течением столетий оно оставалось неизменно совершенным. Лишь мысль становилась менее гибкой, глубже зарываясь в железные колеи времени и утрачивая связь с настоящим, так что в памяти постепенно возникали новые и новые пробелы. Дольше всего сохранялись самые ранние знания, полученные в далеком прошлом; движения и навыки, ставшие автоматическими, утрачивались последними.

Девушку вдруг пронзило ощущение собственного тела, молодого, сильного и прекрасного, которое будет таким вечно. Что же до ее разума… — и на этот вопрос существовал ответ, и она была уверена, что получит его.

"Я удостоилась величайшего счастья, — подумала она. — Из всех женщин во всех Мирах именно я — Невеста Тайрелла и единственный человек, кроме него, когда-либо рожденный Бессмертным".

С любовью и благоговением следила она за тем, как он плыл. А возле ее ног лежала сброшенная им мантия, и пятна на ней напоминали о грехах прошедшего века.

А ведь все это уже было, и, казалось, совсем недавно. Она могла совершенно отчетливо припомнить, как в прошлый раз следила за Тайреллом, переплывавшим бассейн. А перед этим то же самое было в позапрошлый раз — самый первый. Для нее, не для Тайрелла.

Он вышел из воды и остановился в нерешительности. Она ощутила болезненный укол при виде происшедшей с ним перемены — от уверенного спокойствия до смущенной растерянности. Однако Монс был наготове. Взяв Мессию за руку, он подвел его к двери в высокой монастырской стене, и они скрылись. Ей показалось, что Тайрелл, обернувшись, бросил на нее взгляд, в котором сочетались нежность и на редкость полный абсолютный покой, что было присуще только ему.