Пгр. 7.12.18
7 декабря 1918 г.,
Петроград
За время моего исчезновения la vie[1] мотала меня на многие лады, я приезжал, уезжал, был болен, призывался.
Я очутился в положении, когда стыдно было появляться на глаза, потом стало стыдно того, что не являлся. Это обычно.
Несмотря на тяжкие условия, я вывернулся из бед. Сегодня уезжаю в Ямбург открывать крестьянский университет, вернусь в будущую среду. Приду. Такую повинную голову всякий меч сечет.
В характере моем есть нестерпимая черта одержимости и нереального отношения к действительности. Это несмотря на некоторую житейскую приспособляемость. Отсюда мои вольные и невольные прегрешения. Это надо искоренить; со стороны «одержимость» имеет вид неуважения к людям. Господи, помилуй нас, Анна Григорьевна, простите бродячую и задумчивую душу. Вот — всё.
Я бос и неприкрыт. В записке, данной Сторицину, перечислены некоторые вещи. Пожалуйста, дайте ему их. Он перевезет их к себе на квартиру.
Я кланяюсь Льву Ильичу и Илюше. Защитите меня перед ними, Анна Григорьевна. Приду — не посмотрят. Грустно.
До свиданья. Скажем так — простить это значит понять.
Любящий Вас
И. Бабель
2. В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КРАСНЫЙ КАВАЛЕРИСТ»
11 сентября 1920 г.
Уважаемый т. Зданевич.
Беспрерывные бои последнего месяца выбили нас из колеи.
Живем в тяжкой обстановке — бесконечные переходы, наступления, отходы. От того, что называется культурной жизнью — отрезаны совершенно. Ни одной газеты за последний месяц не видали, что делается на белом свете — не знаем. Живем, как в лесу. Да оно, собственно, так и есть, по лесам и мыкаемся.
Доходят ли мои корреспонденции — неизвестно. При таких условиях руки опускаются. Среди бойцов, живущих в полном неведении того, что происходит — самые нелепые слухи. Вред от этого неисчислимый. Необходимо принять срочные меры к тому, чтобы самая многочисленная наша 6-я дивизия снабжалась нашей и иногородними газетами.
Лично для меня умоляю вас сделать следующее: отдайте распоряжение по экспедиции: 1) прислать мне комплект газеты минимум за 3 недели, прибавьте к ним все иногородние, какие есть, 2) присылать мне ежедневно не менее 5 экземпляров нашей газеты, — по след[ующему] адресу: Штаб 6 дивизии, Воен[ному] корреспонденту К. Лютову. Сделать это совершенно необходимо для того, чтобы хоть кое-как меня ориентировать.
Как дела в редакции? Работа моя не могла протекать хоть сколько-нибудь правильно. Мы измучены вконец. За неделю, бывало, не урвешь получаса, чтобы написать несколько слов.
Надеюсь, что теперь можно будет внести в дело больше порядка.
Напишите мне о ваших предположениях, планах и требованиях, свяжите меня таким образом с внешним миром.
С товарищеским приветом
К. Лютов
17 апреля 1923 г.,
Одесса
Исаакий. В конце зимы я вернулся в Одессу. Поездка в Турцию не выгорела из-за «семейных обстоятельств». Старики скрипели как несмазанные колеса. Надо было эти колеса подмазать.
Живу на Ришельевской. Работаю в меру сил, а сил мало. Здоровье мое плевое. Напечатал для денег в местных Известиях несколько пакостных отрывков, пакостных уже просто потому, что они отрывки.
Получил предложения об издании книги от Ингулова, Полянского, Нарбута. Решение всех этих дел я отложил до осени. Осенью приеду в Москву. Летом хотел бы учинить какую-нибудь эскападу, удариться в бродяги. Не знаю, удастся ли. Я прилагаю старания.
Читаю московскую вашу литературу. Мне не ндравится. В Одессе совсем ничего нет. Я здесь рак на безрыбье.
Прежних моих знакомых я застал в весьма авантажном виде. Они подкормились, жены распухли, детки поправились, но все это сугубо провинциально. Этого раньше в Одессе не было, и этим она сейчас очень плоха — провинциализмом. Я по-прежнему стою в стороне и, как генерал Дитятин, отдаю честь проходящим.
О тебе я слышал, что ты не жалуешься, бога не гневишь. Напиши мне о деталях своего благополучия и в каких именно местах ты ешь хлеб твой.
Это письмо передадут тебе совершенно бесшабашные ребята — одесские поэты Гехт и Бондарин. Они без царя в голове, но не без дарования. Помоги им чем можешь.
Мери не оставила мысль о поездке в Москву. Если мне удастся схватить где-нибудь несколько тысяч сразу, я ее отправлю. Напиши мне по совести — думаешь ли ты, что она проживет там трудами рук своих? Возможно, что и Женя с ней приедет, хотя помыслы Евгении Борисовны больше тяготеют к Петербургу. Кажется, и ты собирался в Петербург. Эта мысль оставлена?
Кланяйся Люсе от бела лица до сырой земли.
Твой И. Б.
Од. 17.4.23
17 апреля 1923 г.,
Одесса
Друг мой, Владимир Иванович.
Вот два бесшабашных парня. Я их люблю, поэтому и пишу им рекомендацию. Они нищи до крайности. Думаю, что могут сгодиться на что-нибудь. Рассмотри их орлиным своим оком.
Жду от тебя письма с душевным волнением и не дождусь. Если не напишешь, то я сам тебе напишу.
Твой И. Бабель
Од. 17.4.23
24 сентября 1923 г.,
Одесса
Изя. Я привожу сейчас в порядок часть моих бумаг. Занятие это я надеюсь через неделю привести к благополучному окончанию. Числа 2-го октября выеду в Киев, там задержусь на один день для погрузки Евгении Борисовны и притащусь в Москву, вероятно, 5-6 октября. А там мы развернем дела, и я погружу вас в пучину треволнений, ибо слышал, что живете вы совершенно благополучно. И угадываете на бегах чуть ли не по девятнадцать заездов кряду. Этого со мной не бывает, — и с вами быть не должно.
