Я бился головой об камин. Камин был ничего себе, мраморный, черный, отполированный, с кровавыми прожилками. Я тоже был ничего себе, худой и поджарый, как барс, приятно бледный, с раскосыми глазами, цвет которых менялся от настроения. Иссиня-черные волосы мягкими волнами падали на плечи. Рубашка была белоснежной, замшевый костюм черный с серебром, ремни приятно поскрипывали, сапоги не натирали, серебристая шпага… тьфу. Впору заколоться, повеситься, ну, или биться головой об камин, чем я сейчас и занимался с похвальным рвением. В голове гудело, и несколько капель крови упало на ковер. Ничего, рабы приберут, вылижут языками. Я выбранился. По темному-претемному залу понеслось эхо.
— Ну что убиваться уж, ваше темнейшее величество. Попаданцы приходят и уходят, а мы остаемся. Нам здесь жить.
Ах ты, сволочь, эльфийская! Сперва напророчил мне жутчайшую в мире гадость, а теперь успокаиваешь?!
Я развернулся и вцепился в тощее горло, сдавил покрепче, так, что придворный прорицатель захрипел, повалил на пол и уперся в грудь коленом:
— Ты! Жертва дружбы народов! Ты обязан что-то с этим сделать! Я не желаю, чтобы всякие левые бабы, а тем более, мужики, портили нашу жизнь!
Предсказатель странно икнул, глаза повылазили из орбит. Понятно… «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах»… Кстати… а если его перенести в лабораторию и дать заряд помощнее? Или некроманта позвать?
Эльфийский негодяй воспользовался моей задумчивостью, вывернулся и, потирая шею, отскочил к двери.
— Вот же зараза, — через пару минут осипшее бросил он. — Нет бы подумать сперва! Сразу с кулаками кидаешься.
Выхватил из воздуха колокольчик и позвонил. Звук был такой же осипший, куда там звенящей нежности. Ненавижу эльфийские голоса, уши мои от них вянут. Но, впрочем, в характере прорицателю не откажешь. Это какая сила воли требуется, чтобы меня терпеть!
Вбежала тетка с мисочкой и влажным полотенцем и стала вытирать мне лоб. Стоило возиться, само затянется. Я щелкнул пальцами, оставив от служанки аккуратную кучку пепла, и приказал собирать совет.
Через пять минут представители всех рас выстроились вдоль стен тронного зала. Рассиживаться я им не позволяю, иначе заседания затянутся до бесконечности. И тогда эльфы, как бессмертные, победят. А у нас времени нет. Очередной маг-маразматик, не знаю уж, с какого перепугу, навлек на наши земли мор, глад, страх и ужас в лице очередного иномирового героя. Или геройши. Что еще хуже. А отдувается за все кто? Ясен пень, Темный Властелин. Это же он виноват, что орки серые, у эльфов глаза косые, и картошка не растет. И поди докажи кому, что для картошки у нас не та климатическая зона. Герои учебников не читают, они геройствуют.
Я уселся на трон, по привычке перекинул ноги через подлокотник и стукнул пяткой о пятку.
— Так… У кого будут предложения? Говорить минуту. Кто нарушит регламент — мантикоре скормлю. Она голодная.
— Может, лучше дезинтегрировать? — раздалось с потолочной балки. — У меня от твоих советников изжога. А если векторы направить так и так и усилить напряженность поля…
— Мля! Заткнись, я знаю, что ты умная, — я глубоко вздохнул и обратил на советников глаза. Антрацитные на этот раз. Чтобы ни один не понял, как мне страшно. Если глаза — зеркало души, то в моих ровным счетом ничего не отразилось.
Город Сархаш, Приграничье. Правый поворот к четвертой звезде.
Предместье орало и гомонило. Гоготали жирные гуси, связанные лапами и так уложенные на телегу. Им мешали улететь и остриженные маховые крылья, и лишний вес. Куры квохтали и хлопали крыльями в деревянных клетках, оповещая о появлении новых яиц. Пыхтел привязанный к задней грядке телеги теленок. Ржали лошади, вопили торговки, свистели мальчишки. Орал и кривлялся шут в лоскутных лохмотьях, отплясывая на деревянном помосте. И над всем этим сверкало яростное солнце, все выше поднимаясь над черепичными крышами. В носы лезли пыль и тополиный пух. И, как звуки по ушам, били по обонянию вонь навоза, кожи и дерева.
— Эльфа, эльфа вешать будут!
— Да чего там, — оборвал девичье верещание мужской бас. — Уже и вздернули. Раз — и готово. Чево мучиться…
— Так хоть издаля посмотрим, тятенька! — тонкая девчонка повисла на здоровом мужике, по глаза заросшем густейшей бородой, и изо всех сил тянула к воротам.
— Тоже тиатр нашла… а за проход так целый медяк отвали, — бурчал мужик, все же подаваясь вместе с дочерью и толпой в заданном направлении.
— Это правда? — крестьянина дернули за второй локоть. Он обернулся и косо глянул на тощего патлатого парня с длинным носом и серыми, блеклыми глазами. Одет парень был странно, но мужик разглядел лютенку у того за плечом, и особо дивиться не стал. Только локоть вырвал.
— А ты не тутошний, что ли? Ну, дак на то и эльф, чтоб его вешать. Кажную тяпницу нам забава.
Парень с лютенкой скривился, будто хлебнул самогону без закуси. Буркнул «Сволочи!» и стал проталкиваться сквозь толпу.
— Не спеши, а то успеешь, — напутствовал его мужик и встряхнул дочку. — Анька, язык подбери. Менестрелей, что ли, не видела?
Девушка фыркнула и постучала себя согнутым пальцем в висок. Чей умственный уровень она характеризовала подобным образом, отец интересоваться не стал. Дернул и поволок, как козу на веревочке. А менестрель между тем протолкался к воротам. Выпятил тощую грудь перед стражниками, одетыми в серую перистую броню: