Сигнал общего сбора вытряхнул из постелей все население Европы. Неудивительно, поскольку население составляло лишь двадцать семь человек. В сигнале тоже не было ничего особенного, директор постоянно устраивал проверки бдительности в самое неподходящее время. Но на этот раз, едва всклокоченные ученые высыпали в коридор и, словно стадо строптивых гну, помчались, согласно инструкции, в кают-компанию, по всей станции выключилось освещение. Раздались стук падения полуголых тел, треск столкнувшихся лбов и возмущенные вопли на русском:
— Какая падла свет вырубила?
— Сукины близнецы шутят, зуб даю!
Реплики американских коллег были более лаконичны, но столь же эмоциональны.
Включилось аварийное освещение. В тусклом оранжевом свете полуодетые люди казались злыми демонами, сошедшими со старинных картин. Впрочем, злыми они, действительно, были, но отнюдь не бестелесными, о чем свидетельствовали ушибы, полученные в битве за право войти в кают-компанию. Протиснувшись в узкую дверь, жители Европы вопросительно уставились на полковника биологической службы и по совместительству директора европеанской исследовательской станции Николая Давиташвили.
Маленький лысый полковник был очень серьезен. Толстые пальцы дрожали, когда Николай Вахтангович одергивал рукава мундира. Сам факт, что начальник успел одеться по всей форме, внушал сильнейшее беспокойство. Разговорчики моментально стихли.
Пересчитав людей, Давиташвили объявил:
— Коллеги! Друзья! У нас серьезное ЧП. Роберт Митчелл и Сергей Гвоздев заперты в аппаратной. Неизвестно, заперты или заперлись, но дверь блокирована. Связаться с ними мы не можем. Электроника отключилась, их личные УМБ не отвечают. Они отрезаны от вентиляции и отопления. Система безопасности перекрыла весь отсек. Через три часа начнет сказываться отравление углекислотой, через четыре часа температура в отсеке упадет ниже точки замерзания. Но главное, мы понятия не имеем, что случилось. Так что слушайте и запоминайте свои задания! Ким! Миссис Коллинз! Займитесь энергообеспечением! Джордж и Мартин! Харрингтоны! Инструменты в зубы, бегом к аппаратной! Посмотрим, можно ли отпереть дверь. Симмонс и Воробьев! В шлюзовую камеру! Грузитесь в батискаф и попробуйте рассмотреть снаружи, что там у них, черт побери, творится! А мы с Гуревичем постараемся наладить связь. Остальные по местам и готовьтесь к эвакуации. На всякий случай. Выполнять!
Кают-компания опустела.
Исследовательская станция представляла собой бронированное полушарие радиусом семьдесят два метра, прилепившееся к ледяному небу колоссального океана. Никакого сходства местного льда с бело-голубыми айсбергами Земли не наблюдалось. Снизу поверхность ледяного поля Европы смахивала на обросшее слоем бактерий и органических отложений дно грязного пруда, только над головой. Впрочем, чтобы увидеть это неаппетитное зрелище, приходилось включать прожекторы, потому что солнечный свет не проникал в океан Европы в течение сотен миллионов лет. Но жизнь здесь бурлила, и это при температуре минус тридцать по Цельсию и чудовищном давлении.
Вокруг станции облаками кружили крошечные существа — предмет восторга экзобиологов. Несмотря на мощную защиту, станция все же излучала тепло, поэтому местные тварюшки чувствовали себя рядом с людьми как на курорте. Их было так много, что лучи прожекторов с трудом пробивались сквозь этот живой бульон. Укрепленная шахта регулярно выносила на внешнюю поверхность спутника капсулы с уникальными образцами, отчеты, контейнеры с живыми и замороженными обитателями. Все они, с соблюдением соответствующих мер безопасности, отправлялись на Землю. Американцы и русские работали не покладая рук, достаточно дружно, и в целом все шло хорошо, пока Сергей Гвоздев, специалист по внеземной экологии, не начал произносить странные речи о подледном Рае…
— Станция «Апис», это батискаф. Как слышите?
— Слышу хорошо, батискаф. Докладывайте.
— Ни пса не видно, Николай Вахтангович. В иллюминаторах темно.
— Ладно. Дрейфуйте рядом с аппаратной. Бульон мешает?
— Не очень. На редкость прозрачная вода сегодня.
— Странно. Впрочем, не важно. Воробьев! Ким сказала, что с минуты на минуту восстановит подачу тока. Следите за иллюминаторами!
— Есть!
Идея дать станции название «Апис» исходила от близнецов Джорджа и Мартина. Официально станция именовалась просто «Европа-один». Но жителям хотелось чего-то оригинального. После короткой дискуссии приняли вариант американских океанологов. В нем крылся прозрачный намек: мы похитим секреты спутника Юпитера, как Зевс под видом быка украл Европу. Никто не стал возражать. Кроме Сергея Гвоздева.
— Батискаф! Есть освещение!
— Видим! Сейчас подойдем ближе.
— Ну?.. Батискаф, почему молчите?
— Потому что… Словом…
— Докладывайте по форме, Воробьев.
— Есть! Осмотр аппаратной сквозь иллюминаторы показал, что в помещении произошел пожар. Признаков жизни не обнаружено. Признаков огня тоже.
— Игорь! Что ты несешь? Какой пожар без признаков огня?
— Честное слово, Николай Вахтангович! Видно оплавленную панель, а дыма нет! Словно молнией долбануло.
— Никола Уактангоуич, — вмешался геолог Билл Симмонс. — Открой двер и осмоутри сам. Фсио так. Моунитор тоше горел.
