Жемчужные струи фонтана рвались в неимоверно синее небо и, надломленные, падали вниз, рассеивая белую, прохладную пыль. Вода, нежно журча, изливалась из бассейна там, где мраморная кромка была ниже, и четырьмя прозрачными потоками стекала по широким серебристым ступеням.
Золотоволосая женщина в зеленых одеждах сидела на низкой скамейке, рассеянно наблюдая за игрой, затеянной водой и светом. Она и не подумала оглянуться, когда за ее спиной вздрогнули и расступились неистово цветущие ветви роз, пропуская высокого воина. Женщина в зеленом почувствовала его приближение задолго до того, как ей на колени упал брошенный умелой рукой плод граната, но ничем не выдала своего знания. Впрочем, пришедший за века хорошо узнал свою сестру и возлюбленную; если он и был раздосадован, то предпочел не выдавать своих чувств.
— Привет тебе, Совершеннейшая. — Воин изящно поднес к губам узкую изумрудную ленту, служившую золотоволосой пояском. — Я вижу, ты не изменила своей любви к Источнику Песен?
— Ты же знаешь, Ангес, я не меняю своих привязанностей без крайней на то необходимости. — Женщина вырвала ленту из рук гостя и, смеясь, шлепнула его по рукам. Воин же невозмутимо и ловко завладел точеными руками красавицы, поочередно целуя каждый палец.
— Не знаю, для чего нас создали, Несравненная, но, сотворив такое совершенство, каковым являемся мы с тобой, Творец иссяк.
— Ну вот, — огорчилось совершенство, — ты опять меня опередил. Не могу же я говорить тебе то же, что ты только что сказал мне?
— Почему это не можешь? — засмеялся названный Ангесом. — Это было бы очень даже мило!
Женщина скорчила насмешливую гримаску, но это было последнее, что она успела, прежде чем воин приник к ее губам. Когда любовники скрылись в зарослях, цветущие ветви сомкнулись и переплелись за их спинами так, что никто не смог бы найти прохода. Только легкое белое покрывало, забытое на скамье, еще несколько мгновений напоминало о золотоволосой и ее возлюбленном, пока нежная белая ткань не поднялась в воздух, где и истаяла, смешавшись со струями фонтана.
На разогретый камень выползла золотистая ящерица и замерла на солнцепеке, неотличимая от изысканных украшений, наполнявших Сад. Пестрые бабочки — сиреневые, светло-желтые и черно-оранжевые — лениво перепархивали с цветка на цветок, отдавая предпочтение бордовым ирисам и опьяняющим гиацинтам.
В небе, высоко-высоко кружил темнокрылый Кондор, в который раз облетая вверенное его зорким глазам пространство. Его служба длилась не одно тысячелетие и была бессмысленной. Кто мог покуситься на величие Светлых Богов Тарры? Кто дерзнул бы самочинно проникнуть в их обиталище? Никогда еще по снежно-белым и золотым камням не ступали ноги смертных рас. Лишь эльфийские владыки, которым исстари покровительствовали Светозарные, иногда допускались в Сад, чтобы, вернувшись, рассказывать соплеменникам о красоте и совершенстве, которых не достичь, но к которым должно стремиться.
Темнокрылый Кондор, посвященный Богу Солнца, Молний и Пламени огнеглазому Арцею, свершал свой ежедневный полет потому, что в этом полете и был смысл его существования. Кондор был столь же неотъемлемой частью Сада, как Лебедь Адэны, Волк Ангеса или же Павлин Арры. И этот день, великолепный и ленивый, должен был завершиться, как миллионы предыдущих. Кондор не сразу понял, что его призывает к себе повелитель, а поняв, изумился необычайно. Однако огромные блестящие крылья уже рассекали воздух, с каждым взмахом приближаясь к Престолу Сил.
Ангес и Адэна услышали призыв именно тогда, когда им более всего хотелось уединенья. Зная нрав брата и владыки, они подчинились, не удержавшись, однако, от вздохов и красноречивых жестов. То, что эти двое давным-давно преступили закон единой крови, установленный Богами для эльфов и смертных, в Саду знали все, однако к Престолу Сил ослушники из какой-то своеобразной стыдливости приходили поодиночке. Вот и теперь Адэна топнула ножкой, и с небес спустилась увитая розами лодочка, влекомая огромным синеглазым лебедем. Ангес проводил взором возлюбленную и молодецки свистнул, вызывая своего Волка. По традиции в Зал Семи Камней неистовый Бог Войны являлся последним, исключая, конечно, самого Арцея.
Престол Сил, словно бы изваянный из остановившегося пламени, пустовал, пока не собрались все — непредсказуемый, как подвластная ему стихия, владыка Вод и Песен Агайя с неизменным огромным Крокодилом — столь неуклюжим на суше, но стремительным и пугающе-грациозным в родной стихии; степенная владычица Земли и Плодородия Арра, пышнотелая и медлительная, вся в нарядных шелках, соперничающих яркостью с ее Павлином, веселый, быстрый и бессердечный хозяин Воздуха и Мысли Аэй с белоснежным Альбатросом, таинственный и могучий хозяин Времени и Судьбы Арэн с неизменным посохом, обвитым семью Змеями, чей яд может исцелить и может убить, хозяйка задумчивого Лебедя золотоволосая Адэна, покровительница Искусств, Удовольствий и Любви ради Любви, и темноволосый, сероглазый Ангес, бог Войны, смертоносного Железа и… Прощения, сопровождаемый могучим седым Волком. Каждый год собирались они по зову Арцея, что вступал в зал Семи Камней, положив руку на гриву шагающего рядом Льва, в то время как с небес к подножию Трона опускался Кондор. Каждый год Семеро встречали здесь тот день и час, как много веков назад, когда они, Светлые Боги, именем Творца сокрушили прежних божков этого мира, не умевших достойно распорядиться ни своим могуществам, ни своими владениями.
