ТАЙНЫЙ ЯЗЫКЪ НИЩИХЪ
этнологическiй очеркъ
Давно как-то, во время летнего пребывания своего в Брянске, я пригласил к себе одного слепого старца, калеку перехожего, и попросил его передать мне говорком все те духовные стихи, что он обычно псалит, моля тем прохожих о спасне. Готовность старца была полная, и я записал от него варианты Федора Тирона (Хвёдора Тырина), Егория Храброго, Пьяницы или Василия Касарецкого, Алексея божьего света человека и проч. (две псалки: «Алексей божий человек» и «Архангел Михаил» напечатаны в Брянском Вестнике за 1894 год.). Под конец наших сеансов, когда записывать уже было нечего, я в разговоре намекнул, что у старцев и нищих, сколько известно, есть свой язык, которым они иногда перебрасываются между собой, не желая быть понятыми от посторонних. Собеседник подтвердил это и тут же на мою просьбу продиктовал все, что мог припомнить или что знал из своего тайного языка, которому он, так же, как и псалкам (духовным стихам), научился в детстве от башканов (старших), будучи у них в качестве дружки поводыря. Выражения эти образовали небольшой лексикон, представляющий любопытную страницу русской этнологии. Здесь встречается немало слов, видимо, греческого происхождения, таковы, например, Ахвес, галость, кресо и проч.; есть слова непонятные, наприм., лепюга — вода, Стод — Бог, etc.; иные же, напротив, деланные, как бы указывающие на семинарское происхождение, например, липусь — лапти и др. На этот последний источник, помнится, указывал покойный И.М. Снегирев, заметив, что некогда знаменитая сосенка на питейном доме не каламбур ли какого книжного человека?
Бедный и составленный исключительно про свой немудрый обиход, язык старцев, нищих, калек перехожих напоминает собою другие такие же языки, наприм. (ближе всего), жаргон офеней, прасолов и проч.
В Описании Кричевского графства, составленном Андреем Мейером в 1786 году, есть весьма любопытное указание на особый язык местного населения. «Я думаю, — говорит автор Описания, — что не противно будет, если я упомяну здесь о том наречии, которым все (?) кричевские мещане, портные, сапожники и других мастерств люди, а особливо живущие около польской границы корелы (не от корелов, а от грабежей своих так названные крестьяне) между собою изъясняются. Сие наречие, подобно многим российским, а особливо суздальскому, введено в употребление праздношатавшимися и в распутстве жившими мастеровыми, которые, привыкнув уже к лености и пьянству, принужденными находились для прокормления своего оное выдумать и сплесть, дабы посторонние их не разумели, и они всех тем удобнее обкрадывать и мошенничать могли. Оно не основано ни на каких правилах и, кроме множества произвольно вымышленных, состоит еще из переломанных немецких и латинских слов. Употребляемая между ими таковая речь называется здесь отверницкою или отвращенною» (Рукопись библиотеки Казанского университета, лл. 4 об. — 6).
Язык офеней (торгашей-ходебщиков) также служит им для разговоров только в присутствии других, между собою же они говорят всегда языком общим, великорусским.
То же самое говорит Романов о катрушницком лемезене, тайном языке Шаповалов. «Лемезень свой катрушники-шаповалы употребляют только вне дома, в рабочих отлучках, и никогда не говорят на нем на родине. Делается это, во-первых, из нежелания его профанировать (sic), во-вторых, из опасения, чтобы не изучили его местные евреи, эксплуатирующие, как и везде, темную народную массу. Осторожность Шаповалов дошла в этом отношении до того, что лемезень их неизвестен даже членам семьи, не занимающимся шаповальством» (Живая Старина, I).
То же самое надо сказать и относительно языка прасолов.
Кому не известно также, что из желания скрыть от покупателя настоящую цену товара, чуть ли не в каждом магазине введены свои тайные отметки, для чего подбирают какое-либо слово или речение из десяти разных букв (наприм., Португалия, правосудие, Иерусалим, люби правду, пучеглазый, Got hilf uns, borge nicht, gardez vous, и т. подобн.), которые и служат затем условными цифрами, причем в отметках большие литеры означают рубли, строчные — копейки.
Есть нарочито тайный язык, известный argot (немецк. rothwälsch, Gaunersprache, англ. cant, slang), собственно воровской язык, язык мошенников. Далее, есть особый язык тюремных сидельцев и вообще мест заключения; язык ссыльных и арестантов, состоящий из своих речений: припомним здесь оригинальный язык декабристов, которые, будучи в Петропавловской крепости, переговаривались между собою постукиваньем. Есть школьный жаргон, жаргон канцелярий, военный, условный язык цветов и цвета (окраски), некогда был язык мушек, веера, есть язык перчаток и проч., и проч. Для условных переговоров на Руси сыстари служил, между прочим, свист, употреблявшийся не одними разбойниками. Известна народная песня: