Стоны женщины пробивались сквозь толщу дерева, достигая надстройки на юте большого галеона. Таких стенаний капитану Ипполиту Таггарту никогда прежде слышать не доводилось: протяжные, жалобные, то и дело прерываемые короткими вскриками и кашлем. Это напоминало Таггарту звуки, которые издают некоторые жрицы любви, когда хотят изобразить перед партнером, будто испытывают с ним наивысшее наслаждение. Однако капитану было отлично известно, что здесь имеет место не факт плотской любви, а, если вдуматься, последствия оного.
На нижней палубе его судна появлялось на свет дитя человеческое.
Таггарт повернулся и с недовольным видом уставился на ют. Выражение лица капитана по-прежнему было способно вызвать у некоторых его подчиненных холодную испарину, хотя всякий знал, что у него всегда такой вид. А причиной тому испанский меч, который несколько лет назад рассек ему левую половину лица. Сшитые края раны со временем растянули кожу, отчего левый угол рта у Таггарта опустился. Но сегодня выражение лица капитана в точности соответствовало его настроению.
28 января 1556 года его галеон вышел из Портсмута и два дня назад оставил за кормой Скилли[1]. До тех пор все шло по плану: судно следовало в Новый Свет. А потом все и вся словно сговорились против него. Погода переменилась, горизонт затянули черные тучи. Резкие порывы западного ветра не давали галеону отойти подальше от французских берегов. Им не оставалось ничего другого, как держаться по ветру, чтобы, по крайней мере, не менять курса на зюйд-вест в надежде не попасть в шторм и поймать прибрежный ветер. Но сейчас они оказались почти на долготе Ла-Рошели, и, если так будет продолжаться, их разобьет о скалы где-нибудь у побережья Северной Испании. Таггарт презрительно скривился. Галеон, которым он командовал, в управлении был подобен утке. Судно, недавно переименованное в «Тандебёрд»[2], правда, отличалось огромными размерами, но, подобно всем построенным в Испании галеонам, имело чрезвычайно высокие борта и тяжелые надстройки на корме, так что при порывистом ветре корабль вел себя на море, как курительная трубка, сильно раскачиваясь, и держать курс было трудно.
Но Таггарт был не волен выбирать себе корабль по вкусу. С тех пор как в лондонском Адмиралтействе в который раз перевелись деньги, его постигла та же судьба, что и многих других капитанов: им на время сократили денежное содержание наполовину. Поэтому Таггарт радовался, что ему достался хоть этот «Тандебёрд». Нужно же давать деньги на жизнь Мэгги и детям, обосновавшимся на острове Уайт, и вообще – времена не из благословенных.
Снова послышались стоны роженицы.
«Женщина на борту!» – недовольно подумал Таггарт. Он, конечно, считал, что в приметы не верит, но его не оставляло какое-то недоброе чувство. От женщины на борту только неприятностей и жди. И дама, которая внизу готовилась стать матерью, – лучшее этому доказательство. Опять она стонет!
Таггарт не мог не признать, что с виду эта женщина – настоящая леди. Хотя лорд Пембрук, который привез ее на галеон, в разговоре с капитаном подчеркнул, что она не только не его супруга, но и вообще не состоит с ним в родстве. Да, но кто же эта леди в таком случае? В высшей степени невежливо со стороны лорда Пембрука, что он не представил даму капитану. Вдобавок ко всему она еще и на сносях!
Таггарт пожал плечами и решил, что пора вернуться к своим прямым обязанностям. За последние полчаса резкие порывы ветра переросли в настоящий шторм. И никуда, похоже, от него не спрячешься. Сейчас нельзя терять время попусту.
– Мистер Гордон! Мистер Лум!
– Сэр? – два офицера, стоявших на почтительном расстоянии от него у поперечного релинга, подбежали и вытянулись перед ним.
Им было известно, что Таггарт требует строжайшей дисциплины на судне, в том числе и от офицеров, и несоблюдения субординации никому не спускает. Гордон, первый офицер, был пониже ростом – крепко сбитый мужчина с льняными волосами и резкими, угловатыми движениями. Лум, парусный мастер, был прямой ему противоположностью: высокого роста, крупный, с широченной грудью, на которой не сходился изношенный кожаный камзол.
– Мистер Лум, что скажете о нашем положении? Удастся нам удрать от шторма?
Парусный мастер ответил не сразу. Он окинул взглядом море за правым бортом – огромная черная стена была всего в нескольких милях от корабля.
– Я предпочел бы не говорить этого, сэр, – проговорил он, наконец, – но, скорее всего, нет. Боюсь, до сих пор это были только цветочки. Ягодки еще впереди. Полагаю, нам следует поубавить паруса и держать по возможности на вест.