Глава 1
НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЛОПУХОИДОМ
Жизнь счастливого человека – это полоса сверхзадач.
Дождь барабанил в стекло. Шторы из предосторожности были плотно задернуты. Мама спала у себя в комнате через стену, но даже во сне ухитрялась замечать свет в соседнем окне, тускло разливавшийся по стене дома. Генка Бульонов, терпеливо дождавшийся, пока она заснет, метался теперь по тесной комнатке. В могучей груди почти двухметрового пятнадцатилетнего лоботряса кипящей ртутью бурлило негодование. На соседней улице Ленка Мумрикова отмечала день рождения. Мумрикова, выбившаяся из шестерок в тузы после необъяснимого исчезновения Пипы Дурневой, не мелочилась. Родители были сосланы на дачу без права возвращения. Весь класс – а Ленка пригласила всех, не больше и не меньше – собирался гудеть всю ночь.
Весь класс, за вычетом Генки. Мама считала, что ему полезно ложиться спать в десять часов. «Ты у меня такой слабенький!» – повторяла она, хотя в последний раз Бульон болел гриппом в третьем классе, про остальные же болячки знал только из энциклопедического словаря.
И вот теперь было уже два часа ночи. Мама давно спала, а Генка, раздраженный, как болотный хмырь, бегал по комнате и страдал. Ослушаться маму – об этом он даже помыслить не мог. При малейшей попытке неповиновения она вначале говорила колючим голосом, затем глотала сердечные лекарства и, наконец, принималась плакать – Генка же ощущал, что его потрошат заживо.
Мама у Бульона была особа экстраординарная. Ее вполне можно было занести в реестр уникальных, астрально опекаемых лопухоидов, тщательно пополняемый белым магом Агриппой IV с 1094 года. Генка поднимал донышком кверху гирю в двадцать четыре килограмма, а она мазала зеленкой каждый его прыщик, превращая его в нечто среднее между жабой и ягуаром. Бульон забрасывал в корзину мяч через всю баскетбольную площадку, а она водила его в школу за ручку и требовала носить шапку с помпоном до середины мая.
Вспомнив об этом, Генка взвыл и в животной тоске толкнул стол. На пол обрушилась стопка книг по оккультизму. Запестрели руны, коварно замигали алкогольными градусами астрологические таблицы. Бульонов наклонился. Верхняя книга была открыта где-то на середине. Расправляя подогнувшуюся страницу, Генка выхватил из текста следующую фразу:
«В самое ближайшее время вас ждут крупные неприятности».
Генке это не понравилось. В третьем часу ночи он всегда становился излишне впечатлительным. Страшнее скоропостижной смерти для него были лишь утепленные стельки и жилетка с красными лошадками, которую мама подарила ему на день рождения. Он закрыл глаза, забродил пальцем по странице и, уткнувшись наобум в одну из строк, вновь прочитал:
«…коренной перелом в судьбе и дальняя дорога…»
Суеверный Генка задышал через нос. А тут еще, словно насмехаясь, кто-то энергично забарабанил в окно восьмого этажа. Форточка распахнулась. Тюлевые шторы вздулись и опали. Генка явственно увидел длинную белую руку, которая, просунувшись в форточку, потянула задвижку рамы. Бульон от ужаса заорал и закрыл глаза.
– Ты чего, с дуба рухнул? Своих не узнаешь? – прошипел кто-то.
Генка перестал орать и открыл один глаз. На подоконнике сидела Гробыня и, положив подбородок на руки, с интересом изучала его. На коленях у Склеповой лежала труба пылесоса. Сам пылесос стоял рядом.
«Вот это девчонка! Карабкаться на восьмой этаж, да еще с пылесосом!» – ошарашенно, но одновременно с восторгом подумал Генка.
– Бульон, а Бульон! Лапочка, дай попить, а то так есть хочется, что переночевать негде! – насмешливо попросила Гробыня.
Генка заметался. Чтобы попасть ночью на кухню, нужно пройти мимо комнаты чутко спящей мамы, что было опаснее фронтовой разведки. Застигнутый врагом разведчик хотя бы успевал застрелиться. К счастью, Склепова шутила: пить ей не хотелось. Разве что пива с Гломовым.
– Чего молчишь, как карась? А «здрасьте» кто будет говорить? Девушка может обидеться! – пригрозила Гробыня.
– Здрасьте! – послушно повторил Бульонов.
– Ну спасибочки, облагодетельствовал молодую и красивую! А теперь сразу говори «до свиданья»! Или на худой конец «чао-какао». Ну-с, я жду! – распорядилась Склепова.
Генка растерялся. Он никак этого не ожидал.
– Попрощаться? Так сразу? А как же…
– А ты на что надеялся, котик? На романтическое трио: ты, я и луна? – проворковала Гробыня. – Я за этим и залетела, чтобы попрощаться. Я возвращаюсь в Тиби… Впрочем, тебе не важно знать куда… Если у тебя есть какие-то другие прощальные слова, я внимательно слушаю!.. Нету слов? Хм… Ну тогда будем работать по сокращенной программе. Так и быть, можешь меня поцеловать!
– Поцеловать? – изумленно переспросил Бульонов. До сих пор он целовал только маму и иногда бабушку. Это было тоже полезно в своем роде, хотя они и не летали на пылесосе.
– О нет! Он и этого не умеет! – простонала Склепова. – Ну да, поцеловать! У тебя бумага есть?
– За-зачем бу-бумага? – не понял Генка.
– Как зачем? Я тебе схемку нарисую!
– Не надо! – отважно отказался Бульонов.
Он неуклюже приблизился, помялся и, набравшись храбрости, клюнул Гробыню в щеку. При этом обнаружилось, что он выше ее на две головы.