К Морю-Океяну Облачное Небо и Далекая Радуга вышли на третий день после побега. Толстяк их узнал. Холодные серо-зеленые волны капризно забились о каменистый берег, насмешливо дразнясь белыми языками пены.
— Здорово! — восхищенно сказала девочка, не в силах оторвать взгляда от зеленой воды.
— Гад он! И всегда таким был! — зло ответил Сережка — Облачное Небо.
— Чего ты так? Красиво же! Даже не ожидала, что он так может, — удивилась Радуга.
— Ты просто не понимаешь. — Облачное Небо пожал плечами. — Толстый нас не пропустит. Бежать больше некуда. Осталось только дождаться погони. Через пару часов здесь появятся флайеры. И это значит — всему конец, нам — конец! Нас, меня и тебя, больше не будет, останутся только Воплощения. Такие, как он, — Сережка Славин кивнул в сторону Моря-Океяна, — такие, как Лес, Речка, Буйный Ветер.
— Только Воплощения, — обреченно повторила девочка и опустилась на большой серый камень, который напрасно пытались достать упрямые волны.
Небо и Радуга решились бежать, когда в классе их осталось только двое. Из семи учеников, шесть лет проходивших обучение в открытой школе имитаторов, пятеро уже ушли. «Исполнять свой долг» — как высокопарно выразился Господин Пятачок.
Разумеется, на самом деле старшего учителя звали совсем иначе. Пятачком его прозвала Ночка Темная — из-за толстого скафандра и забавного шлема с особой формы респиратором, позволяющим говорить с детьми прямо, без всяких технических средств. Шлем делал преподавателя похожим на одного из трех поросят из сказки, и прозвище показалось очень подходящим. Никто из детей даже не помнил, как учителя звали на самом деле. Та же Ночка назвала учителя географии Носоглотиком. Вытянутая вперед гармошка переговорного устройства делала его похожим на хобот слона, и сначала, когда географ вдруг появился в третьем классе, его так и прозвали, но «Носоглотик» — неожиданное словечко — понравилось больше и прижилось. Все те, кто работал в открытой школе, обычно пользовались шлемами и скафандрами легкой защиты. Никому из детей скафандры и шлемы были не нужны.
От Темной Ночки доставалось не только учителям. Своим новым именем Море-Океян тоже был обязан ей. Море Синее — так его звали, пока он не поссорился с черноглазой насмешницей.
— Море Синее? Такой толстый? Да тут на целый Море-Океян хватит! — съехидничала Ночка. Море-Океян полез было драться, но за задиру Ночку как обычно вступился Буйный Ветер, и обжора не стал связываться. Тем более что прозвище охотно поддержали учителя.
— Да-да, конечно, Океан, разумеется, — рассеянно забормотал Господин Пятачок, услышав новое имя в первый раз. — Как же мы сами сразу не сообразили? Океан — именно то, что нужно.
Старший учитель даже произносить имя начал, как Ночка, — «Море-Океян», и толстяк смирился. А потом даже начал гордиться — имя изменило его Воплощение.
Сначала Облачному Небу в школе понравилось, хотя на первых порах он очень скучал по родителям. Понравилась школа — светлая и просторная. И новые друзья. И Дом тоже. У каждого ученика была своя комната. После невероятной тесноты и скученности корабля это казалось необычным и очень удобным. Заходить и даже заглядывать в чужие комнаты не разрешалось, да и встречаться во внеучебное время ребятам удавалось только в Общей комнате под присмотром учителей. Но и это было здорово, а заботливые преподаватели не давали скучать и всегда рассказывали что-то интересное.
А уроки! С утра проводились общие занятия, а во второй половине дня — индивидуальные. Для каждого свои. И самое главное и интересное — тренировки, уроки имитации, Воплощения.
Небо навсегда запомнил свой первый выход на поверхность Ядра. Серая каменистая равнина, тяжелый свод Оболочки над головой, режущий свет плазменного светильника, учителя в скафандрах, и надежда в глазах за толстыми стеклами шлемов. И его Воплощение, заполнившее, мгновенно преобразившее все вокруг. Сережка не мог вспомнить, как долго это продолжалось — у Неба не было памяти, хотя он — мальчишка отлично помнил ощущение удовольствия, силы и уверенности, которое принесла успешная попытка воплощения. Но несколько слов, сказанных старшим учителем, вернули маленького имитатора на серую равнину, и чувства взрослых, которые после возвращения он успел заметить, — да, радость и надежда. Вот что ему понравилось больше всего — взрослые смотрели на него с надеждой. На Лес Густой с гордостью, на Буйный Ветер с уважением, на Море-Океян с некоторым опасением. — «Очень сильное Воплощение» — говорили учителя. На девочек — с нежностью и сочувствием. На него, Облачное Небо, — всегда с надеждой.
Сережка не знал, что увидел бы в чужих комнатах, но догадывался. Каждого из учеников окружало Воплощение. Легкие перистые облака, темные грозовые тучи, тяжелые облачные стены, громоздящиеся над бездонными пропастями, курчавые барашки, уходящие в бесконечность неведомых долин, позолоченные заходящим солнцем нежные белые кружева, открывающие светло-голубые участки неба — вот что представляли собой все окна, стены, картины его собственного жилища. Облачное Небо.
Наверняка, Лес видел вокруг себя рощи и чащи, Ветер — бури и ураганы, Быстрая Речка — певунья и красавица — могучие реки, о которых так много рассказывалось в историях и сказках. Все это Облачное Небо мог только вообразить. Увидеть чужие воплощения можно было только на уроках рисования — почти на всех картинках имитаторы изображали то, что наблюдали за окнами своих комнат. Только Далекая Радуга рисовала что-то несуществующее, но невообразимо прекрасное. Светловолосая ясноглазая девочка, тихая и не слишком способная — «слабое воплощение» — на уроках она обычно отмалчивалась и лишь иногда робко улыбалась шуткам друзей. И все равно казалась Сережке самой прекрасной.
