Вальтер Скотт о литературе и творчестве
…Когда я впервые понял, что обречен стать литератором, я приложил стоические усилия, дабы избавиться от той болезненной чувствительности – или, скажем прямо, тщеславия, – которая делает племя поэтов несчастным и смешным. Я всегда старался подавить в себе столь присущую поэтам жажду похвал и комплиментов.
* * *
Люди могут говорить и то и другое о наслаждении славою и выгодами как о побудительной причине писать; но я думаю, что тут главное удовольствие состоит в самом труде и изысканиях – без этого я так же мало стал бы писать, как охотиться только для того, чтобы есть суп из зайцев. Но если в то же время придут известность и деньги, то я буду ссориться с ними так же мало, как с супом из зайцев.
* * *
Я сам на себя досадую, когда хоть на минутку поддаюсь дурному настроению, и могу с чистой совестью сказать, что, при многих моих недостатках, дурной нрав едва ли относится к их числу.
* * *
Мне не даются героические фигуры в полном смысле слова, зато я питаю дурную слабость к сомнительным характерам разного рода обитателей Пограничья, пиратов, горных разбойников и других молодцов робин-гудовского склада.
* * *
…Если у меня и есть в чем-нибудь сноровка, так это в умении извлекать поразительный и интересный сюжет из множества скучных подробностей, и поэтому я нахожу столько приятного и поучительного в томах, слывущих скучными и неинтересными. Дайте мне факты, а воображения мне хватит своего…
* * *
Стоит мне взять в руку перо, как оно быстренько застрочит по бумаге. Порой меня подмывает выпустить его из пальцев, чтобы проверить, не начнет ли оно и помимо моей головы писать так же бойко, как с ее помощью, – заманчивая перспектива для читателя.
Вальтер Скотт глазами современников
А. Н. Паевская, «Вальтер Скотт. Его жизнь и литературная деятельность»
Во время пребывания в Эдинбурге шестилетнего Скотта видела приятельница его матери миссис Кокбурн; она описывает его как самого гениального ребенка, какого ей когда-либо приходилось видеть: «Он читал своей матери вслух стихи, когда я вошла. Я просила его продолжать. Это было описание кораблекрушения. Его волнение росло вместе с грозою. “Мачта упала! – восклицал он. – Вот ее унесло водою… они все погибнут!” Весь взволнованный, он обращается ко мне, говоря: “Это слишком печально, я лучше почитаю вам что-нибудь повеселее”». По уходе дамы он сказал тетке, что миссис Кокобурн, которая о многом разговаривала с ним, такой же «виртуоз», как он сам. «Милый Вальтер, – отвечала тетка, – что же такое “виртуоз”?» – «Разве вы не знаете? Это человек, который желает все знать».
Иоганн Вольфганг фон Гете (1749–1832), немецкий поэт
Вальтер Скотт – великий талант, не имеющий себе равных, и, право же, неудивительно, что он производит такое впечатление на читающий мир. Он дает мне обильную пищу для размышлений, и в нем мне открывается совсем новое искусство, имеющее свои собственные законы.
Аллан Каннингем (1784–1842), шотландский поэт и писатель, автор биографии Вальтера Скотта
Великий гений его едва равнялся доброте его сердца и великодушию характера, которые приобрели ему всеобщую любовь. […] Никогда я не слыхал, чтобы он говорил о ком дурно, и если ему случалось сказать острое слово, он тотчас спешил уменьшить действие его, приводя какую-нибудь похвальную черту. […]
Он чрезвычайно любил рассматривать развалины и разговаривать со старыми людьми всякого состояния, особливо с пастухами. Он знал и мог описать все места сражений в Великобритании и Шотландии и посещал места действий лучших шотландских баллад.
Он не мог видеть равнодушно, когда вынимали хотя один камень из стены старого замка или пахали поле, славное в истории. Мне сказывали, что он только однажды был сильно рассержен – на какого-то духовного, который необдуманно велел стащить один из огромных старых камней, которые означают место трагического приключения, воспетого в печальной балладе. Вот что я узнал о его образе жизни, частию от него самого, частию от лиц, коротко его знавших. Он очень рано вставал, садился писать в 7 часов и, кроме нескольких минут для завтрака, продолжал это занятие до часу или двух. Тут он отдыхал, одевался и шел прогуливаться в сопровождении двух любимых собак, столь больших и сильных, что они могли бы задавить оленя. После нескольких часов прогулки он шел домой и принимал друзей, которых случай или приглашение заводили к нему. Таким образом он быстро подвигался в своих литературных занятиях; не чувствуя недостатка вдохновения, всегда, как находился в хорошем здоровье, он не имел надобности дожидаться посещения музы и каждый день писал более десяти печатных листов. Писал он быстро, не обдумывая и почти не поправляя написанного, и чем скорее он сочинял, тем лучше, ибо это было доказательством хорошего расположения.
