Баржа медленно, нехотя ползла вверх по реке вслед за буксиром. На палубе не было свободного места, всюду лежали и сидели измученные люди. Больные глухо стонали, как могли, терпели. Знали, всем тяжело, всем худо.
— Мамочка-а, — пронзительно закричала девушка и разрыдалась.
Многие перекрестились.
— Отмучалась, — прошептал дед.
Тяжело вздохнула рядом женщина.
— Чш-чш-чш, — укачивала плакавшего ребёнка молодая женщина.
— Ма-а-ам, я кушать хочу, — попросил мальчик, сидевший рядом с ней.
— Терпи, сынок, — тихо ответила мама и только крепче прижала к себе сына и грудного ребёнка.
Мальчик вздохнул и закрыл глаза.
— Гляньте, красота-то какая! — воскликнул русоволосый кудрявый парень.
— До красоты ли нынче, — отозвался сидевший рядом мужчина.
— Воздух хоть свежий, и то слава Богу, — поддержал его сосед. — Не то что в душной теплушке. Вспомнить страшно.
— Из нашего телячьего вагона только половина своими ногами вышла, не больше. Остальные так и остались лежать. Кто Богу душу отдал, а кто, может, и живой, да сил не было даже пошевелиться. Там разберутся, кто жив, кто не жив.
— Они уж разберутся, — прошептал третий мужчина.
Все замолчали. Слышны были только пыхтение катера, тянувшего баржу, да плеск воды вдоль бортов.
Девушка уже не плакала. Она закрыла лицо матери платком и тихо сидела, время от времени всхлипывая. Сидевшая рядом женщина тронула её за плечо:
— Доченька, может, отпеть матушку надо?
— Да где ж батюшку-то взять? Да и позволят ли?
Пересылочный пункт в Макарихе (Архангельская область)
— Батюшки нет с нами, арестовали его. А мы с дочкой, как умеем, отмолим.
И женщина вполголоса начала нараспев читать молитвы. Ей подпевала дочь. Несколько голосов присоединилось к знакомым молитвам, кто-то крестился, большинство просто молчало. Дорога научила людей молча переносить все тяготы.
Молитвы закончились, как-то легче, светлее стало на душе. У всех, даже не молившихся.
Русоволосый парень медленно пробирался к девушке, стараясь меньше беспокоить людей и, не дай Бог, не наступить на чью-то руку или ногу. Он слегка потеснил мужчину, извинившись, попросил подвинуться бабушку, освободил для себя небольшое место и сел рядом с девушкой. Долго молчал, сочувственно поглядывая на неё. Толстая коса девушки свисала через плечо на грудь, голова была прикрыта белым платком. «Красивая», — подумал парень.
— Ты одна? — обратился он, наконец, к девушке.
— Теперь одна, — со вздохом прошептала она.
— И я один.
— А где твои?
— Матушка с батей в вагоне умерли. Их вынесли на какой-то станции. Я и не знаю, на какой. Темно было. Меня с ними не пустили.
Девушка подняла глаза, посмотрела на парня:
— Моего папаню куда-то забрали. А нас с матушкой — сюда. Теперь я одна… — и слёзы снова хлынули из её глаз.
Парень терпеливо дожидался, пока она успокоится…
— Виктор, — сказал он тихо.
— Таня, — всхлипнула она.
Они надолго замолчали.
Чуть поодаль расположилась многодетная семья Маркиных: ещё молодые родители, сын-подросток, копия отца, и три младшие девочки, рыженькие, похожие друг на друга. Рядом с ними сидел мужчина постарше. Его отрешённый взгляд скользил по берегу реки. Иногда он долго и пристально смотрел на облака, будто хотел там, в небесах, что-то или кого-то увидеть.
— Никифор, — протянул ему руку глава семейства.
Мужчина словно очнулся, посмотрел на Никифора и тоже протянул ему руку:
— Александр Дмитрич, можно просто Дмитрич. Так привычней.
— Ты один?
Дмитрич вздохнул, помолчав, ответил:
— Да, уже один. Макариха проклятая сожрала мою семью и не подавилась.
— Извини, — только и нашёлся Никифор.
Дмитрич опять вздохнул и замолчал.
Здесь же, на барже, молодая пара — Нина с Кириллом и их годовалый малыш. Сынишку трудно удержать, всё норовит куда-то уползти, уйти на своих неуверенных ножках. Глаз да глаз за ним нужен, только и слышно:
— Егорушка, посиди. Егор, не лезь. Егор, иди к нам…
Непоседа никого не раздражал. Люди с улыбкой смотрели на шустрого малыша.
Небо совсем заволокло тучами, подул холодный ветер. Люди прижимались друг к другу, пытаясь хоть немного согреться. Сначала тихо, потом всё сильнее полил дождь. Промокшие и озябшие люди пытались укрыться всем, что было под рукой. Но тряпки быстро намокали, и от этого становилось только холодней.
Таня дрожала, и Виктор молча обнял её, прижал к себе. Немного согревшись, измученная девушка уснула.
К вечеру дождь прошёл, но холодный ветер не давал согреться. Охранники раздали по ломтику хлеба. А воды из речки пей, сколько хочешь.
— Какой хлебушек вкусный, — мальчик отщипывал от ломтика по чуть-чуть и клал в рот. Старался быстро не глотать, но не получалось, хлеб будто таял в его руке. Мальчик прижался к маме, она съела лишь половину своего пайка, вторую половину положила в карман.
Вскоре проснулся второй ребёнок, заплакал. Качая его, мать пыталась успокоить малыша, но он не унимался, плакал всё громче.