Нью-Йорк, 2000 год
Каждая вселенная состоит из множества других, и люди блуждают по доступным им мирам в поисках места, которое они смогут назвать домом.
Некоторые люди считали, что их вселенная — единственная. Как же мало они знали о других мирах, которые находились прямо за дверью от их собственного, и о демонах, пытающихся пройти сквозь эту дверь, и о Сумеречных Охотниках, стоящих на страже! Но еще меньше они знали о Нижнем Мире — сообществе волшебных существ, которые откроили себе небольшой кусочек от общей с людьми вселенной.
А каждому сообществу нужно сердце. Обязательно должно быть нейтральное место, где все могли бы собираться, обмениваться товарами и секретами, искать любовь и прибыль. Таким местом служили Теневые Рынки, на которых встречались обитатели Нижнего Мира и люди с даром Виденья со всего света. Обычно их проводили вне помещений.
В Нью-Йорке даже магия была несколько иной.
Здание заброшенного театра стояло на Канал-стрит с 1920-х годов, являясь молчаливым свидетелем бурлящей жизни города, в который он уже давно не принимал участие. Люди, не обладающие даром Виденья, проходили мимо его терракотового фасада, спеша по своим делам. И даже если бы они и взглянули случайно на театр, то подумали бы, что тот, как всегда, темен и безмолвен.
Они не могли видеть мерцающую дымку от огоньков фейри, которые оплели опустошенный амфитеатр и голые бетонные залы позолотой. Брат Захария мог.
Он шествовал, словно сотканный из безмолвия и мрака, сквозь залы, облицованные солнечно-желтой мозаикой и сверкающими золотом и пурпуром панелями на потолочных перекрытиях над головой. Повсюду в нишах вдоль стен были установлены потемневшие от времени бюсты, но сегодня фейри уговорили цветы и ветки плюща обвить их. Оборотни расставили в заколоченных окнах небольшие мерцающие талисманы, изображающие луну и звезды, которые делились своей яркостью с выцветшими бордовыми занавесями, все еще свисающими в рамах с арочными ригелями. В оконных проемах виднелись светильники, которые напомнили брату Захарии о том времени, когда он сам и весь мир были совсем другими. В одном из огромных, наполненных эхом театральных залов висела хрустальная люстра, которая не работала целую вечность, но сегодня волшебство колдунов охватило каждую лампочку пламенем разных оттенков. Словно горящие драгоценности, аметисты и рубины, сапфиры и опалы, их свет создал свою вселенную, которая казалась одновременно и новой, и старой, и возродил театр во всей его прежней красе. Некоторые миры созданы для того, чтобы просуществовать лишь одну ночь.
Если бы Рынок имел возможность одолжить ему немного тепла и света хоть на одну ночь, брат Захария бы ею воспользовался.
Настойчивая женщина-фейри пыталась продать ему любовный амулет вот уже в четвертый раз. Как хотел бы Захария, чтобы этот приворот мог на него подействовать! Будучи абсолютно далеким от всего человеческого существом, он не нуждался во сне, но иногда все же ложился и отдыхал, надеясь, что на него снизойдет нечто похожее на умиротворение. Этого ни разу не произошло. Он проводил бесконечные ночи, ощущая ускользающую сквозь пальцы любовь, от которой сейчас осталось скорее воспоминание, чем настоящее чувство.
Брат Захария не был обитателем Нижнего Мира. Он являлся Сумеречным охотником, и более того, был одним из представителей братства, всегда облаченных в плащ с капюшоном, чьи жизни были посвящены сокровенным тайнам и мертвецам, клятвой и рунами приговоренный к отстраненности от любого из миров. Даже его собственный род зачастую страшился Безмолвных Братьев, а обитатели Нижнего Мира вообще сторонились любого Сумеречного охотника, но к визитам на Рынки конкретно этого охотника уже привыкли. Брат Захария приходил на Теневые Рынки вот уже сотню лет, в длительных поисках того, что уже и сам стал считать безнадежно пропавшим. И все же он продолжал искать. Время было почти единственной роскошью, оставшейся у брата Захарии, поэтому он старался проявлять терпение.
Однако сегодня он уже потерпел неудачу: у колдуна Рагнора Фелла не было для него вестей. Никто из его нескольких новых знакомых, старательно приобретенных за последние десятилетия, не соизволил посетить этот Рынок. Он оттягивал свой уход не потому, что ему нравился нынешний Рынок, а потому что помнил, как он получал от них удовольствие когда-то.
Эти визиты были словно побег, но сейчас брат Захария уже с трудом вспоминал свое желание убежать из Города Костей, где ему было самое место. На самом краю его сознания, холодный, будто прилив, который так и ждет, чтобы смыть все посторонние мысли, всегда звучал хор голосов братьев. Они звали его домой.
Брат Захария развернулся в бриллиантовых отблесках от окна, чтобы покинуть Рынок, прокладывая путь через смеющуюся, торгующуюся толпу, но внезапно услышал женский голос, произносящий его имя.
