Глава 1
Фараона похоронили, и теперь она стояла одна в спальне, их спальне, всматриваясь в ночь и думая о том, сколько еще раз ей осталось встретить восход солнца.
«Он не пришел». Эта мысль бесконечно крутилась в ее голове, монотонно, как усталый скрип колодезного журавля. «Он не пришел. Я посылала дважды, и ни слова, а теперь Тутанхамон в могиле, и я им больше не нужна».
Легкий ветерок подул из садов, и она глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. «Я боюсь умереть», — тоскливо подумала она.
Позади послышались легкие шаги, и она обернулась. За спиной у нее была крепкая стена, она прижалась к ней и услышала биение своего сердца и прерывистое дыхание. Эй стоял в дверном проеме.
Оплывающая свеча отбрасывала его огромную тень, а другие тени скользили по стенам к потолку и дальше по углам. Он стоял, высокий и стройный, в своей белой мантии, и темнота была подобна покрывалу над его изможденным горбоносым лицом. В его глазах отражались отблески света.
— Тебе бы не стоило вставать, милая госпожа, — он говорил мягко, со старческой дрожью в голосе. — Ты устала — у тебя был тяжелый и печальный день.
— Чего ты хочешь? — прошептала она.
— Я желал только увидеть, что с тобой все в порядке, — ответил он. — Это был тяжелый день погребения твоего любимого мужа. Сейчас он гуляет в полях Амена, но ты действительно скучаешь без него.
После того, как он понял, что ответа не последует, Эй медленно продолжил:
— И теперь мне придется управлять Египтом. Как странно поступают Боги, моя госпожа! Мне будет очень трудно достичь славы твоего мужа.
«Славы», — она мысленно усмехнулась, вспоминая о бедном, больном, испуганном Тутанхамоне, кашлявшем кровавой слизью, и удивленно подумала, было ли у Эя чувство юмора?
— Я хотел сказать еще одно, — Эй дернул свою скудную седую бороду. — Я понимаю, что бремя печали может заставить делать странные вещи. Ты не принадлежала себе в первые дни после смерти фараона, и никто бы не сделал тебя ответственной за то, что ты сделала. Еще, милая госпожа, было не мудро писать царю хеттов.
Он знал!
— Хетты — варвары и враги, — сказал Эй сухо, как читающий лекции учитель. — Старый паук Шуббилулиума был их царем, ему пришлось больше всех постараться, откалывая от нас нашу империю, еще при твоем отце. Это его вина, что наши армии даже сейчас должны биться в Сирии за жизнь Египта. Нет, тебе не нужно было писать. — Он состроил гримасу, опутывая свое лицо сетью морщин. — Царь хеттов на троне Фив — ты предала бы саму себя. Это как будто над нами опять были бы гиксосы, пришельцы, с которыми твои собственные великие предки сражались, чтобы изгнать их из Египта. — Он покачал головой, и тень закачалась и искривилась за его спиной. — Я действительно не могу понять этого, моя госпожа. Даже во время грусти надо помнить, что ты — царской крови Египта.
В комнате было тихо. Так тихо! В темной пещере за дверным проемом отраженным светом блеснули наконечники копий кушитских стражников Эя. Она подумала в головокружительном изумлении, войдут ли они сейчас, чтобы ее убить.
— К счастью, — продолжал пересохший старческий голос, — царь хеттов сомневался, не ловушка ли это. Он ждал, чтобы ты написала снова и о том письме знали бы египетские воины. Он даже послал своего сына, но святой Амен все еще охраняет Египет.
Она вновь обрела голос, неожиданно ровный и твердый.
— Принц мертв. Твоя стража убила его в пути.
— Он умер от лихорадки, моя госпожа. Хетты были полностью удовлетворены этой версией. Я получил эту новость только вчера.
— Пусть это будет лихорадка, — сказала она утомленно. — Но, Эй, ты мог бы оказать мне одну услугу в память о старых временах. Ведь это мой отец, которого сейчас ненавидят, привел тебя к власти. Это он женил тебя на царской няньке, которая требовала, чтобы ты был на троне Египта. Ты служил конюхом моего отца и получил много доказательств его благосклонности, поклонялся с ним гробнице его Бога, чье имя нельзя больше произносить. Ты мне кое-что должен.
— Все, что ты захочешь, моя госпожа!
— Скажи мне — используй божественные искусства Амена — скажи, когда я могу ожидать удара, лихорадки? Я хочу знать, когда.
— Милая госпожа! — Эй вскинул костлявые, тощие руки. — Откуда такие мысли? Почему? Я постоянно молюсь, как и весь Египет, чтобы Боги послали тебе жизнь, здоровье и сил…
Она повернулась спиной, вдруг страшно устав бояться.
— Уходи, — сказала она.
— Моя госпожа, меня ранит, что ты будешь плохо думать обо мне…
— Какая разница? — безразлично спросила она. — Ты дурак, Эй. Ты просто кукла, которую генерал Хоремхеб дергает за нитки, а он в свою очередь орудие жрецов Амена. Так же, как мой муж, так же, как я, — все мы хорошие маленькие орудия, которые ломали то, что строил мой отец. Конечно, ты не думаешь, что есть какая-то воля, которая могла бы изменить ход вещей и сохранить мне жизнь? Нет, жрецы терпеливо выжидали, пристально наблюдая за Тутанхамоном с тех пор, как он стал слаб и напуган, и блестяще вели свою игру. Но моим единственным предназначением было помочь ему удержаться на троне, немного усиливать его притязания на него моим прямым царским происхождением. Теперь он умер, я тоже исполнила свое предназначение, и от последнего семени потомства Эхнатона, которое они ненавидят, можно спокойно избавиться. Нет, ты просто слишком робок, чтобы сказать мне в лицо, что я умру. Так что, пожалуйста, уходи.
