Сын

© Мария Александрова, перевод, 2015

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2016

Моей семье

Во втором столетии христианской эры владычество Рима обнимало лучшую часть земного шара и самую цивилизованную часть человеческого рода…

…Его величие было унижено до того, что обратилось в прах, и вышедшие из холодных северных стран толпы неведомых варваров утвердили свое владычество над самыми цветущими провинциями Европы и Африки.

…Превратности фортуны, которая не щадит ни людей, ни самые великие из их произведений и которая низвергает в общую могилу и империи, и города.

Эдвард Гиббон

Семья Маккаллоу

Из фондов WPA[1]1936 года

Мне предсказали, что я доживу до ста лет, и, перешагнув этот рубеж, я перестал сомневаться в этом пророчестве. Я умираю вовсе не христианином, хотя скальп мой цел, но если существуют Земли Вечной Охоты, туда-то меня и направят. Туда или к реке Стикс. Сегодня мне кажется, что жизнь была чересчур коротка: еще год — и я мог бы сделать что-нибудь полезное. А вместо этого прикован к постели и гажу под себя, как младенец.

Что стоит Создателю подкинуть мне силенок, чтобы смог я подобраться к воде, что течет через пастбища. Река Нуэсес, восточная излучина. Я всегда питал слабость ко всякой языческой бесовщине. Мысленно я уже трижды туда добирался. Известно же, что Александр Великий в последнюю ночь своей земной жизни улизнул из дворца и пытался прыгнуть в Евфрат — понимал: если тело его исчезнет без следа, люди решат, что он, подобно богам, вознесся на небеса. Жена поймала его в последний момент. И приволокла домой, вынудив умереть как обычный смертный. А еще спрашивают, почему я не женился второй раз.

Если б явился мой сынок, я бы не стерпел его победной улыбки. Семя моего позора. Мне известно, чего он достиг, и подозреваю, он давно благословил берега Иордана, раз уж Квана Паркер, последний вождь команчей, даровал парню жалкий шанс дожить до пятидесяти. В обмен на эти сведения я отдал Кване и его воинам молодого бычка; великолепное животное забили копьями по старому обычаю на моем пастбище, что прежде было их охотничьими угодьями. Вместе с Кваной пришел и почтенный вождь арапахо, и когда мы уселись, чтобы разделить еще теплую печень быка, омытую его собственной желчью, как велит древний обычай, он вручил мне серебряное кольцо, собственноручно снятое им с пальца Джорджа Армстронга Кастера[2]. На кольце есть надпись «7 Кав.» и глубокая царапина от копья. Но подходящего наследника я лишен, так что унесу это кольцо с собой в воды реки.

За то время, что я живу, можно привыкнуть ко всему. Декларация независимости, освободившая Республику Техас от мексиканской тирании, была ратифицирована 2 марта 1836 года в жалкой лачуге на берегу Бразос. Половина из подписавших ее страдали от малярии; другая половина — сплошь бандиты, бежавшие в Техас от виселицы. Я был первым младенцем мужского пола, родившимся в новой республике.

Испанцы торчали в Техасе сотни лет, но все без толку. После прибытия Колумба они покорили всех индейцев, стоявших на их пути, и хотя я не встречал ни одного ацтека, те наверняка напоминали тихих мальчиков из церковного хора. И только липаны-апачи остановили конкистадоров. А потом пришли команчи. Со времен монгольского нашествия мир не знал подобного. Они скинули в море апачей, разогнали испанскую армию, превратили Мексику в невольничий рынок. Я видел однажды, как команчи гнали пленников вдоль Пекос, сотни людей гнали как скот.

Почти поверженное аборигенами мексиканское правительство придумало отчаянный план усмирения и колонизации Техаса. Любой человек, абсолютно любой национальности, готовый поселиться к западу от реки Сабин, получит четыре тысячи акров свободных земель. Примечание к контракту, которое обычно печатают мелким шрифтом, в данном случае было написано кровью. Философия команчей по отношению к чужеземцам непогрешима, как сам Папа: мужчин — пытать и убивать, женщин — насиловать и убивать, детей — обращать в рабов или усыновлять. Мало кто из старушки Европы откликнулся на заманчивое предложение. Точнее, вообще никто. В отличие от американцев. Они-то хлынули мощным потоком. У них, видать, были лишние женщины и дети, которых можно принести в жертву Господу, — ибо мне даровано снимать плоды с древа жизни, как говорится.

Мой отец прибыл в Матагорда в 1832-м, в ту пору, когда смерть была обычным делом, а уж расстреляют тебя солдаты или команчи снимут скальп — все одно: Господь, считай, оказал тебе великую милость. К тому времени мексиканское правительство, встревоженное нашествием северных орд в свои пределы, запретило американцам иммиграцию в Техас.

И все равно это было лучше, чем жизнь в Старых Штатах, где на твою долю выпадали только жалкие крохи вроде редких колосков с уже убранного поля, если ты, конечно, не сын плантатора. Это пускай официальные документы доказывают, что, мол, только благодаря богатеям из Остина и Хьюстона мексиканцы смогли уцелеть и сохранить свои земли. Их потомки затеяли настоящую войну в книгах и газетах, лишь бы обелить имена родственничков и объявить их Основателями Техаса. На самом деле только простые люди, нищие, вроде моего отца, воевали за Техас.