Рассеянный свет едва пробивался сквозь кроны высоких деревьев. Но на огромных полянах полуденный зной успел основательно прокалить сталь дорожных доспехов. После чего тень под сросшимся пологом листьев казалась живительной.
Из тени на свет, из света к тени по лесу ехали двое.
— Лес неплохой. Много дичи, — сказал пожилой рыцарь. — Но почему он ничей?
Другой, средних лет, улыбнулся, но промолчал.
— Разбойники? — продолжал седой рыцарь. — Быть может быть, благородных кровей — бастарды или же те, кто остался без отцовских феодов?
Он тронул поводья и приподнялся в седле.
— Я появлюсь здесь с сильным отрядом! Лес станет моим согласно Правилу Первого!
— Далековато от ваших владений, мой гость. И это не даст вам ни единой монеты, ни меры зерна.
— В лесу нет мужичья?
— Есть тут одна деревенька…
— И тоже ничья?
— Да.
— Так почему? Хорошие воины?
— Да никакие. У них даже оружия нет. Таскают в котомках длинные трубки из кости. Но это не духовое ружьё. Стрел никогда с собой нет. И по бокам трубок много отверстий. Наверно, костяные свирели.
— Так почему лес ничей? И ваши владения, друг мой, его окружают полным кольцом. Как щупальца спрута, что тужится, тужится, но не способен никак раздавить какую-то мелкую скользкую черепаху без родового герба на панцире! Грозе акул и прочих чудищ, и гадов морских сие стыдно признать, и потому он молчит. Молчат и подвластные гады.
Сказал что-то лишнее? За это прошу извинить, мой дорогой будущий зять. Вам ясно, что предстоящий турнир лишь условность, дань давним традициям. Да, океан оскудел. Он превратился в болото. Нет чудищ, кругом одни гады! Кто может вас одолеть, кроме меня? Хотя мне перевалило за 60, вам — 35. Мне это как ужа сапогом раздавить. Хотел бы ударить вас по щиту, но дочь засиделась в своём будуаре, — и он с нарочитым вздохом добавил: — Уж лучше лягушек.
Хозяин молчал. На смуглом костистом лице не промелькнуло и тени обиды. Они проехали выстрел арбалетной стрелы, когда тот спокойно ответил:
— Да, вам бы баллады под старость слагать, мой дорогой будущий тесть, или романы об очарованных рыцарях, что полюбили дочь людоеда, принявшего настоящего веру. Не помню, кто там кого кончил, когда отец опять отступился от истины. Но можно проверить. Здесь и сейчас. Нетрудно выбрать поляну ровнее. Какую? Последнее слово за старшим.
— Не сомневаюсь в Вашей отваге, — миролюбиво сказал пожилой седовласый гигант. — Но всё же многое непонятно… Сначала вы предложили объехать лес по периметру, хотя прямая дорога меж вашими замками намного короче. Когда я настоял на кратчайшем пути, Вы отправились в лес, не взяв даже десятка воинов. Но главный вопрос остаётся всё тем же — так почему этот проклятый лес ничей?
— Похоже, лес действительно проклят, — серьёзно ответил хозяин. Его спокойный сосредоточенный тон не предвещал ничего, кроме скрытой угрозы. — Здесь пропадало много людей… Их было слишком уж много. И благородных, и прочих. Три века назад тут сгинула целая армия: две тысячи лучников, копейщики, арбалетчики, пращники, погонщики сларсов, две сотни рыцарей во главе.
— Так в чём же причина?
— Причины всегда неясны. Но говорят разное.
— Что, например? — седой рыцарь старался не показать растущей тревоги.
— Ну, например, твёрдая почва внезапно становится зыбкой и поглощает всё, как трясина. Ещё говорят, что эти поляны протоптали драконы. Они слетаются раз в несколько лет, токуя, как глухари. Тем более, их целые стаи. В пору любви они голодны, и потому свидетелей не остаётся потом никогда. Есть много всяческих баек. Но ясно, лесовики здесь не при чём.
— Вы видели их?
— Да, и охотился. Занятие, вам скажу, очень скучное. Не то, что погоня за беглым рабом. Достаточно их просто заметить. Ни убегать, ни прятаться не умеют. Тем более, защищаться… А вот и один из них!
Рыцарь пришпорил коня, отстёгивая на скаку копьё от седла.
Широкое зазубренное остриё уперлось в грудь спящего человека. Невзрачный и невысокий бородатый мужлан в серых лохмотьях спал, прислонившись к стволу толстого дуба. Его пробуждение было ужасным. Он вздрогнул и попытался вскочить. Наткнулся на остриё и рухнул к корням, хватаясь за неглубокую рану. Секунда, и копьё пригвоздит его к дубу. Но рыцари не спешили. Они с интересом смотрели на пленника, как дети на насекомое, которому скоро оторвут ножки и крылышки.
Застигнутый врасплох лесовик казался похож на обычных крестьян. Но слишком мелок и слаб. Субтилен, как городской книгочей. Такой не вонзит глубоко лемех тяжёлого плуга. На рынке невольников его вообще вряд ли кто-нибудь купит даже за пару старых истёртых монет.
— Как видите, наш с вами «трофей» бесполезен, — прокомментировал рыцарь-хозяин. — Сейчас Вы оцените достоинство этого наконечника. Он плох против благородной брони, но очень удобен в дороге. Ведь у разбойников нет хороших доспехов. Широкое лезвие закалки моего славного рода легко рассечёт кожаный панцирь, а при движении назад зазубрины вывернут содержимое наизнанку. Прямой точный удар ниже шлема срезает головы, как капустные кочаны! Поверьте, очень эффектно. Жаль, шлема нет. Не разбойник.
— … Но лучше, чем чучело, — добавил он, уже отводя копьё для удара.
