- Рота, па–а–а–дьем!! — Завопил дежурный по роте, сержант Тимур Рустамов.
Максим открыл глаза. Снова ничего не приснилось. Снова утро.
Голос сержанта вибрировал и искрился угрозой. Угроза не относилась непосредственно к Максу, и это было приятно осознавать.
Два десятка босых ног стукнули о доски пола. Послышалась лихорадочная возня. «Духи», спрыгнув с верхних ярусов двухэтажных кроватей, торопились одеться. Яцкевич знал, что вынырнув из омута короткого сна, и не соображая, где ты находишься, одеться за отведенных для этого сорока пяти секунд невозможно. Но не старавшихся из–за всех сил сделать это ждало наказание. Какое? Зависело от настроения и фантазии дежурного по роте.
Сон прошел окончательно. Макс снова вернулся в ненавистную действительность. Без сострадания он наблюдал за суетящимися «молодыми». Он и сам не так давно был на их месте, и теперь не представлял, что жизнь может быть другая. Так же, как брошенный камень обязательно падает на землю, как у любого человека есть две руки, две ноги и голова, так и первые полгода армейской службы мучительны и невыносимы. А как же иначе? Закон жизни.
- Тридцать секунд! Время на отлично вышло… — Сержант покачал головой, как будто ожидал, что за полминуты перед ним будет стоять строй одетых, побритых, молодцеватых и готовых исполнить любой приказ Родины новобранцев. — Тридцать пять секунд! — Дежурный поцокал языком — время на хорошо вышло… сорок секунд — время на удовлетворительно вышло… Сорок пять секунд… — Тимур огорченно вздохнул. — Рота отбой!
Совместившие сознание и пространство «духи» так же лихорадочно раздевались. Заскрипели кровати.
- Большаков! Одежда сложена неаккуратно. Большаков, па–а–адьем! Тридцать секунд, Большаков! Время на отлично вышло…
Максим взял с соседней, пустующей кровати подушку и накрыл голову. Он знал: Рустамов будет поднимать и отбивать «духов» не менее десяти минут. Можно еще полежать. Как обычно утром, жить ему не хотелось. Не то, чтобы ему хотелось умереть, но предстоящий день, как и любой другой день в советской армии, ничего доброго не сулил. Хорошо, что служить осталось меньше года, жить стало намного легче, но грядущие пятсот двадцать тысяч минут казались ему вечностью. И в этой вечности он не видел ничего светлого.
- Рота, па–а–адьем!!!
Сны перестали сниться еще в «учебке». Как Максим не надеялся, никогда и ничего ему не снилось. Дело было не в усталости или недосыпании. Перестав быть «духом», Максим мог расслабиться и отоспаться, но, видимо, демон проклятия этой пятимиллионной организации властвовал и в сферах, казалось бы, ему не подчиняющихся.
- Рота, отбой!! Большаков! После зарядки — ко мне! Я буду тебя угнетать! Да и товарищи твои тебя поблагодарят. Тоже мне, масквач называется, штаны сложить ровно не может! — Сержант свирепо оскалился. — Рота, подъем!! Форма одежды — номер два. Голый торс. Выходи строиться! — И через секунду. — На зарядку–у… Бегом марш!
Коротко стриженые солдаты, топая сапогами, понуро несли свои желтые с синевой худые тела к выходу.
- Товарищи старослужащие! Убедительная просьба принять вертикальное положение. Капитан Мамырко вышел из штаба и направляется к роте! — Взывал дежурный.
«Духи» наконец встали. Пришло время и Яцкевичу одеваться. Застегнув штаны и накинув куртку, он сунул ноги в сапоги, покрытые сверху серыми прямоугольниками несвежих портянок.
Первый же шаг Максима повлек катастрофу. Падая, он ухватился за кровать. Та, накренившись, легла на соседнюю. Соседняя, в свою очередь, повалила следующую, и вскоре, следуя принципу домино, весь ряд, выходящий к окну превратился в груду кроватей, матрасов, подушек, воя и мата. Максим упал на живот. Щиколотки болели. Он посмотрел на сапоги. Несмотря на то, что голенища являлись продолжением его ног, подошвы законам физики не подчинились и остались прижатыми к полу. Максим приподнялся на руках, вытащил ноги из заколдованных сапог и направился к сержанту с красной повязкой на руке.
- Рустамов! — грозно обратился он к дежурному по роте. — Что за херня? Какой мудозвон мои сапоги к полу прибил?
Сержант расхохотался.
- Едрит твою дивизию! То–то я думаю, чего это все «духи» встали. Да это ведь не твои сапоги! Ты зачем чужие сапоги надел?
- Я? А это чьи? А мои где? — Максим озадачился.
- Твои на зарядке бегают. А эти — Большакова.
Из завала вылез невысокий, белобрысый и белобровый солдат. Правой рукой он пытался скрыть могучую эрекцию.
- Чего гэто былО? Зямлятрясенье чель? — Растерянно спросил он с сильным белорусским акцентом.
- Ага. — Кивнул Рустамов и устало улыбнулся. — Ядерное оружие испытывают.
Из прохода, возле железной двери оружейной комнаты зарокотал сердитый бас.
- Дежурный по роте! Что здесь происходит? Почему на зарядке так мало солдат? И вы, товарищ сержант, почему зарядкой не руководите? — В дверях казармы стоял усатый капитан Мамырко, бывший суворовец. Трезвый, выглаженный, свежий, и люто ненавидимый солдатами. Сержант вытянулся, выпятил грудь и, козыряя, доложил замполиту:
- Товарищ капитан! За время вашего отсутствия никаких… э–э… Почти никаких происшествий не произошло! Дежурный по роте, сержант Рустамов!