Меня никогда не привлекало преступление. По натуре я сентиментальна. Старые киноленты доводят меня до слез. Я люблю детей и животных и не могу пройти мимо нищего, не бросив монетку. Если бы лет пять назад кто-нибудь предположил, что однажды я хладнокровно и обдуманно лишу жизни своего ближнего, я бы не на шутку оскорбилась. Но в запасе у судьбы есть целый букет сюрпризов для каждого из нас. Один из них, не самый приятный, — это вдруг понять, кто ты есть на самом деле и на что способен.
Однако позвольте мне вспомнить одну вечеринку, которая круто изменила мою дальнейшую жизнь.
Только что опустилась истинно саутгемптонская ночь — теплая, ясная, звездная. С моря веял ласковый бриз. В сад вливался поток гостей. Я стояла первой в шеренге встречающих, потому что ужин давался в честь моего дня рождения. Живо помню, как они шествовали мимо, мои многочисленные друзья и знакомые, увешанные драгоценностями, исполненные пустого самомнения, которое почти неизменно сопутствует богатству.
Я была тогда частью мирка, известного как нью-йоркский высший свет. Кое-кто считает, что он состоит из странных и опасных людей. Но я чувствовала себя там как рыба в воде. Для друзей я была просто Джо, а для прочих — миссис Слейтер, супруга одного из самых богатых и влиятельных дельцов Нью-Йорка.
В то время меня называли гранд-дамой. Ненавижу этот ярлык. Он обязывает постоянно быть на виду, вести беспечную и поверхностную жизнь, предаваться развлечениям, одеваться дорого, модно и при этом безупречно, неизменно сиять улыбкой. На деле я предпочла бы называться светской леди, для которой все это лишь второстепенная часть повестки дня. Есть вещи поважнее. Нельзя забывать, что репутация сильных мира сего во многом зависит от того, с кем они водят дружбу.
В тот вечер я знала не хуже других, что Дик Бромир, хозяин дома, в какой-то мере пользуется случаем, чтобы поправить свой слегка пошатнувшийся имидж. Магнат, наживший состояние на операциях с недвижимостью, заметная фигура в старейших нью-йоркских деловых кругах, он попался на неуплате налогов, но яростно отрицал этот факт.
Крепкий мужчина шестидесяти пяти лет, в белом смокинге, он стоял сразу за мной, и это позволяло следить за ним краем глаза. В этот вечер ему явно не хватало живости, улыбка казалась наклеенной на его круглом, как полная луна, лице.
— Рад видеть, рад видеть! Спасибо, что пришли, спасибо, что пришли!
Он повторял это как заведенный, не перемежая никакими, даже самыми дежурными, репликами. Бромира можно было понять: в разгар скандала лучше всего помалкивать, чтобы у прессы не было поводов для комментариев.
Грубоватый лаконизм Дика контрастировал с изысканной любезностью его жены. Триш Бромир — молодая подтянутая блондинка — была похожа на заядлую спортсменку, на деле же единственным видом спорта, которому она себя посвящала, была методичная сортировка белья и одежды в гардеробной. Она стояла рядом с мужем, улыбаясь, болтая, показывая полоску загорелого живота между золотистыми шароварами и облегающим топом с короткими рукавами (наряд, словно созданный для восточных гаремов) и поблескивая изумрудами и бриллиантами в тяжелых подвесках (ручная работа некоего Раджа, индийского затворника, чей неприметный магазинчик в Париже осаждают те, кто помешан на дорогих побрякушках). Эти подвески напоминали мне военный парад в Лихтенштейне и богатую отделку мундиров времен торжества неограниченной монархии.
Мы с мужем знали Бромиров тысячу лет. Мужчины вместе играли в гольф. Много лет назад Люциус свел Дика с нужными людьми и тем самым помог расширить дело. Триш входила в мой летний кружок чтения (филиал кружка Клары Уилман, который завистники окрестили миллиардерским отчасти за то, что он состоял исключительно из жен богачей, отчасти потому, что между дискуссиями о Прусте и Флобере там обменивались опытом игры на бирже).
Короче говоря, наши отношения с Бромирами были доброжелательными. И сегодня они принимали гостей в мою честь. Около трех месяцев назад у Люциуса случился сердечный приступ. Чтобы доставить его из Саутгемптона в центр, Дик предоставил свой личный вертолет. Впоследствии он, его жена и мои лучшие подруги, Бетти Уотермен и Джун Каан, старались всячески скрасить мое пребывание в унылых, залитых мертвенным светом коридорах Центральной нью-йоркской больницы, те тяжкие часы, когда я была уверена, что потеряю мужа.
«Можно забыть о самой услуге, но не о том, что она была оказана» — таков мой девиз. Меня огорчало, что Дик стал объектом внимания налоговой полиции, вот я и дала ему возможность поучаствовать в таком важном светском событии, как мой день рождения. Кое-кто рекомендовал «сохранять дистанцию», но я пренебрегла этим советом.
Поскольку детей у меня не было, я воспринимала друзей как часть семейного круга и искренне верила, что должна быть к ним лояльной даже в ущерб себе. Это простое правило осталось еще с юности, с Оклахомы. «Вместе мы — сила, порознь мы — ничто», — любил повторять мой отец. Там, в моем родном захолустье, люди были простодушными и лояльными.
Триш Бромир заметно приободрилась с появлением Миранды Соммерс, поскольку это означало, что и место и время выбраны верно. Они с Диком не прогадали. Миранда Соммерс, хорошо сохранившаяся леди неопределенного возраста, — это, так сказать, негласный лидер, ее точка зрения фактически является мнением всего круга. В журнале «Мы» она ведет колонку под псевдонимом Маргаритка. «Мы» — это что-то вроде светского справочника о социальном положении. Журнал пишет о веяниях моды, знаменитостях и тому подобном. Он из кожи вон лезет, чтобы представить светскую жизнь в виде непрерывной череды удовольствий, и ухитряется придать блеск даже тому, что на деле столь же скучно и утомительно, как обязанности присяжного. Миранда, например, сдабривает повседневность приправой из умело поданной сатиры.
