Противопоставление Потемкина Суворову давно утвердилось в литературе. С одной стороны, фаворит, осыпанный милостями императрицы, с другой — победоносный генерал, с боем берущий каждую ступеньку служебной лестницы. Сибарит, проводящий время в хандре и лени, и великий труженик, делящий с солдатами тяготы боев и походов. Один утопает в роскоши, другой скромен и неприхотлив. Первый впадает в уныние при неудачах, второй стойко встречает и побеждает трудности. Бездарный главнокомандующий и гениальный подчиненный, преследуемый своим завистливым начальником. Подобными утверждениями пестрят страницы книг о Суворове, начиная с написанной Н. А, Полевым «Истории князя Италийскою, графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса Российских войск». Роскошно иллюстрированная рисунками А.Коцебу, Р. Жуковского и Т. Шевченко книга Полевого (1843) переиздавалась шесть раз и оказала большое влияние на закрепление версии о вражде Потемкина к Суворову.
Да и что, казалось бы, можно сказать в защиту человека, который по словам лучшего биографа Суворова А. Ф. Петрушевского, «знал Суворова давно и потому собственной инициативой взял его в свою армию перед началом войны, дал ему важный пост и зачастую советовался с ним, в чем удостоверяет их переписка», но все же решил отказаться от Суворова после размолвки под Очаковом летом 1788 г., «потому что самолюбие и эгоизм его пересиливали все другие соображения». Как утверждает Петрушевский на страницах своего трехтомного труда «Генералиссимус князь Суворов», изданного в 1884 г., Потемкин при распределении генералитета на кампанию 1789 г., не включил Суворова в списки действующих генералов, т. е. фактически отстранил его от боевой деятельности. И это в разгар войны! Опальный полководец сумел якобы получить назначение лишь после личной жалобы императрице.
Правда, после Фокшанской и Рымникской побед Потемкин, по словам Петрушевского, забыл свою неприязнь к Суворову и хлопотал перед императрицей о «знатной награде» победителю. Но через год, после блестящего штурма Измаила Суворовым, между ним и Потемкиным произошло новое столкновение. Недовольный медлительностью и некомпетентностью Потемкина Суворов решил высказать ему правду в глаза. Измаильский победитель рассчитывал на справедливость императрицы и жестоко просчитался. «Могущественный враг его... умел воспрепятствовать всему, что могло быть благоприятным Суворову, и последний не был пожалован не только фельдмаршалом, но даже и генерал-адъютантом, чего он желал, чтобы постоянно иметь свободный доступ к императрице»,— пишет Фридрих фон Смитт, чья книга «Суворов и падение Польши» (русский перевод 1866—1867 гг.) считалась лучшей научной биографией Суворова до выхода в свет труда Петрушевского. Взаимная вражда между Суворовым и Потемкиным якобы продолжалась до самой смерти последнего, причем Суворов долго не мог забыть свой «измаильский стыд».
Такова в общих чертах версия о взаимоотношениях двух русских государственных людей XVIII в., версия, утвердившаяся в трудах Полевого, фон Смитта и Петрушевского. Биографы Суворова, писавшие после них, как правило, опирались на их работы, как на первоисточники, закрепляя версию о завистливом временщике, притеснявшем гениального подчиненного. Следует сразу сказать, что версия эта родилась в «суворовской литературе». В немногочисленных биографиях Потемкина, увидевших свет в XIX в., приводились свидетельства дружеского расположения главнокомандующего к своему подчиненному, цитировались письма Светлейшего Суворову, которые неопровержимо доказывали, что именно благодаря твердой поддержке Потемкина Суворов смог раскрыть свой талант. Об этом писали и граф А. Н. Самойлов (племянник Потемкина), и А. В. Висковатов, и М. И. Семевский [2]. К сожалению, их жизнеописания Потемкина так и остались на страницах периодических изданий и были мало известны. Они не шли ни в какое сравнение с популярными книгами Полевого, с капитальнейшей монографией Петрушевского, посвященной национальному герою России. Правда, в конце XIX в. русские военные историки Д. Ф. Масловский и Н. Ф. Дубровин осуществили обширную публикацию документов (четыре тома!), освещавших, главным образом, деятельность Потемкина во время русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Эти документы позволили по-новому взглянуть на главнокомандующего русской армией как на замечательного стратега, выдающегося военного реформатора и полководца, опередившего свое время. Но ни эти документы, ни богато документированная прекрасная статья А. М. Ловягина о Потемкине в Русском биографическом словаре (1905) никак не отразились на оценках светлейшего князя Таврического в суворовской литературе. После революции имя Потемкина стало одним из символов «проклятого прошлого» и было предано забвению или глумлению. Все памятники с его изображением (за редчайшим исключением) были уничтожены. Когда тоталитарный режим ощутил реальность внешней угрозы (вскоре после прихода к власти в Германии национал-социалистов), народу стали возвращать некоторые отнятые у него исторические реалии, особенно связанные с защитой Отечества. Наряду с Александром Невским, Дмитрием Донским, Петром Великим вспомнили и Александра Суворова. Начиная с 1938 г. советский читатель узнавал о жизни и деятельности непобедимого полководца главным образом из книги К. Осипова, выдержавшей более пятнадцати изданий. К. Осипов довел до кульминации противопоставление солдатского генерала временщику: «По целым часам лежал он со сжатыми челюстями и закрытыми глазами,— пишет Осипов о последних днях Суворова,— точно пробегая мысленным взором всю свою трудную жизнь. Древиц.. Вей-марн... Прозоровский... Репнин... Потемкин... Николев... Павел I... Тугут — длинная вереница людей, присваивавших его лавры, мешавших его победам, истязавших его солдат, заслонявших от него народ». Пришедшие на смену монополии Осипова Л. Раковский и О. Михайлов не внесли существенных изменений в версию о взаимоотношениях Потемкина и Суворова, хотя Михайлов относится к Светлейшему с явной симпатией, чего нельзя сказать о Раковском, под пером которого президент Военной коллегии и главнокомандующий армией превратился в какого-то недоумка. Даже самый популярный у современного читателя исторический романист В. Пикуль в своем «Фаворите» романе, восстанавливающем правду о крупнейшем государственном и военном деятеле России — Потемкине, повторяет версии и об очаковской, и о послеизмаильской размолвках всесильного «фаворита» с лучшим полевым генералом его армии.