Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»
© С.В. Степашин, 2022.
© Фонд «Президентский Центр Б.Н. Ельцина», 2022.
© Издательство «Синдбад», 2022.
Фотографии предоставлены Фондом «Президентский Центр Б. Н. Ельцина» и С. Степашиным
* * *
Меня много раз спрашивали, почему я не пишу мемуары. Не писал, потому что события были слишком свежи в памяти, а я, признаюсь, человек довольно эмоциональный. Нужно было выдохнуть, спокойно поразмышлять над тем, что происходило со мной и страной в последние тридцать лет. Это не тот случай, когда стоило писать по горячим следам – слишком спрессованным и нервным было время, в котором переплелись надежда и боль, удачи и поражения, верность и предательство. Сейчас, наверное, пора. С одной стороны, еще нет склероза и все хорошо помнишь, с другой – можешь писать о недавнем прошлом без лишних эмоций. И внучка подрастает. Хочется, чтобы она узнала о том, что я сделал и чего не сумел, от меня самого.
Так сложилось, что в моей биографии было много тяжких страниц, перелистывать которые радости мало. Октябрь 93-го, война в Чечне, захват заложников в Будённовске… Не я один, почти все участники тех событий не любят о них вспоминать. В результате под видом свидетельств появилось много разнообразного вранья. Не хочу, чтобы нашу недавнюю историю изучали по этой макулатуре. И это стало еще одним аргументом, который заставил меня сесть за воспоминания.
Труднее всего было писать об участниках событий. Все время ловил себя на желании о чем-то умолчать, что-то сгладить – зачем, думаю, обижать людей. Но как только начинал обходить острые углы – вылезала фальшь. Не стал этого делать. Надеюсь, имею на это право, хотя бы потому, что и себя старался не жалеть.
Когда работал над рукописью, понял: многие события оцениваю сейчас иначе, чем 20 или 30 лет назад. Поэтому решил написать к некоторым главам что-то вроде постскриптума. Выбирал только те эпизоды, которые ставили меня перед альтернативой. Столько лет прошло, а мысленно я все еще возвращаюсь к ним. Так ли поступил? Или следовало поступить иначе? Так или иначе? Если бы я сказал, что нашел окончательные ответы на все вопросы, – соврал бы.
Надеюсь, что объяснил, почему я все-таки взялся за мемуары.
Вечером 4 августа 1999 года у меня проходила встреча с президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе и президентом Абхазии Владиславом Ардзинбой. О многом удалось договориться, практически вышли на договор о конфедеративном устройстве Грузии. А значит – появился шанс решить «абхазский вопрос». Если бы мне дали еще недели две поработать премьер-министром – может, и не было бы российско-грузинской войны в 2008 году. Переговоры закончились, посидели, выпили по рюмке, Эдуард Амвросиевич говорит: «Первый раз выпиваем с Владиславом, спасибо Сергею». Гости ушли, а я еще задержался в кабинете. Мой рабочий день стандартно начинался часов в семь утра, а заканчивался ближе к часу ночи. Поздно вечером мне позвонил шеф президентского протокола Владимир Шевченко: «Ты когда с Ельциным разговаривал?» Отвечаю: «Позавчера». – «Позвони ему». – «А что случилось?» – «Позвони – там что-то происходит…» Утром звоню: «Борис Николаевич, отлично прошла встреча с Шеварднадзе и Ардзинбой. Хорошие перспективы». А Ельцин громкую связь не выключил и, слышу, кого-то ругает: «Вы что, ничего не сказали Степашину?» Потом раз – кнопку нажал. Ну я понял, готовит какой-то сюрприз.
Приезжаю, в приемной глава администрации президента Александр Волошин, директор ФСБ Владимир Путин, еще кто-то. Захожу вместе с Волошиным. Ельцин говорит: «Надо написать заявление об отставке». И добавляет как-то отрешенно: «Предлагаю вам пойти на ФСБ». Волошин аж вздрогнул: «Не в ФСБ, в Совет безопасности».
Говорю: «Борис Николаевич, а что случилось, какие претензии к моей работе? Мы с вами с 90-го года вместе работаем. Скажите мне прямо, какие есть замечания?» Он что-то невнятно буркнул. Тогда я прошу: «Борис Николаевич, давайте поговорим вдвоем. Ну, что тут этот сидит…» Помню, что в раздражении не назвал Волошина по имени. Ельцин кивнул ему: «Выйдите». Мы остались вдвоем, начали говорить спокойно.
Президент сказал, что недоволен моей позицией по «Газпрому». «Почему вы по „Газпрому” такие решения приняли? Не дали приватизировать?» Объясняю: «Газпром», слава богу, эффективно работающая компания, а у нас их не так уж много. Зачем все ломать? Мы с Черномырдиным посоветовались, он тоже так считает». Вдруг Ельцин говорит: «Черномырдин – наш враг». У меня глаза на лоб: как это, Черномырдин враг? Борис Николаевич как-то замял этот разговор, но слово «враг» у него вырвалось. Еще поговорили, и мне показалось, что я его в своей правоте убедил. Тогда он мне припомнил мэра Москвы Юрия Лужкова: «Почему вы Лужкова не посадили?» Говорю: «А почему я его должен сажать? Никаких оснований у меня для этого нет». – «Он рвется к власти». – «Подождите, за это не сажают». Поговорили и про Лужкова – вроде тоже друг друга поняли.
Разговор получился хороший, как в прежние времена. До моего премьерства мы были в очень близких отношениях. Я всегда знал, что могу с ним говорить откровенно и рассчитывать на его поддержку. Хотя никакого панибратства себе не позволял, всегда понимал, что нас связывает что-то большее, чем формальности. Однажды, когда мы с премьер-министром Евгением Примаковым были у Ельцина в Кремле, он попросил нас задержаться и выпить по рюмке. Неожиданно сказал: «Поклянитесь, что будете преданы мне до конца». Видимо, было не так много людей, кому он доверял.
