Студенты последнего курса
Авторы: Владимир Максимович Домашевич
Жанр: Советская классическая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 30 страниц. Год издания книги - 1981.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.
Читать онлайн Студенты последнего курса
ВЛАДИМИР ДОМАШЕВИЧ
ВСТРЕЧА НА ПРОСПЕКТЕ
Не часто в начале мая весна набирает полную силу, А тут две последние недели апреля выдались теплыми, с туманами, которые иногда висели до полудня, и трудно было угадать, пойдет ли дождь или прояснится. Но после обеда показывалось яркое солнце, туман рассеивался, и такая теплынь окутывала землю, что все на глазах начинало зеленеть, наливалось соками, просыпалось после глубокого зимнего сна.
А в город весна приходит обычно раньше, чем в деревню.
Сколько помнит Русинович,— двадцать весен встречал он в деревне,— там весна чаще всего затяжная, порой надоедливая: пока растает, пока подсохнет, а когда-то еще зазеленеет! А тут снег вывозят машинами, ломами скалывают лед, сгребают мусор — приходи, весна желанная! На газоны и клумбы высаживают цветы из теплиц. Не успеешь оглянуться — и деревья готовы распуститься... А проснешься однажды утром, глянешь на тополь и глазам не поверишь — зеленый!
Сегодня только второе мая, а липы на проспекте уже оделись в нежные зеленые платья, сверкают прозрачными свежими листочками. Воздух напоен необычным ароматом весны.
Второе мая — еще праздник, и людей на проспекте так много, что не разминуться.
Русинович шел по улице в густом людском потоке. Навстречу, как живая река, двигались люди — парами, группами, поодиночке.
Царил вечерний полумрак, загорелись еще неяркие лампочки иллюминации. Была та приятная пора сумерек, когда кажется, что ты видишь все, а тебя никто не видит, и потому чувствуешь себя свободно, раскованно.
Полчаса назад Русинович удрал из общежития на Немиге, где студенты-однокурсники устроили небольшую вечеринку. Он незаметно выскользнул из накуренной комнаты и решил пройтись по городу. Смеясь про себя, он, представил, как его там будут искать и ругать, а потом заводила всей компании Ярошка скажет: «Ну его к черту, этого Старика. Нам больше останется. Начнем-ка!»
Почему-то все называли его Стариком: может быть, за рассудительность, может, за медлительность и флегматичность. Он не обижался, ведь действительно — что тут такого? Прозвища велись издавна, от них пошли многие фамилии, и глядишь, такая фамилия иной раз будто прилипала к человеку.
У Белого — бледное, бескровное лицо, светлые волосы, а Синякович — багровый, даже синеватый с лица, черные до синевы волосы. Быстрик — тот, действительно, как ртуть — движения стремительные и точные, речь быстрая, он будто не ходит, а летает. Размыслович — неповоротливый, медлительный в разговоре, склонный к философским рассуждениям...
Светились гирлянды лампочек, блестели сотни окон, яркие краски пестрели вокруг. А над всем этим было темное-темное, без единой звездочки, небо.
Но минский проспект имел свои границы — огни постепенно редели, бледнели, потом и вовсе пропадали. Русинович знал, что, пройдя метров двести от прямого, как стрела, проспекта, увидишь то, чего сегодня не хотелось видеть: руины, скелеты домов, глядевшие на мир черными глазницами окон.
Страшное напоминание недавнего прошлого — руины — словно нехотя уступали место новым зданиям.
Но все это было там, в темноте, как бы за горизонтом, а тут...
Машины не ходят. На перекрестках улиц — шум, теснота: играют духовые оркестры, танцует молодежь.
Русинович сам не танцует, но любит смотреть, как это делают другие.
Танцуют больше девушка с девушкой, кое-где мелькают военные, в кителях и фуражках, много рабочей молодежи, студентов, У одних на лицах безразличие, у других сосредоточенность, будто они делают очень важное дело. А есть танцоры веселые, беззаботные, с белозубыми улыбками, с искрами в глазах. Но таких немного...
Постояв немного, Русинович идет дальше.
Так он бродил с час или больше и вдруг, переходя улицу, лоб в лоб столкнулся со своими хлопцами — с Мальцем, по прозвищу Пехота, и Ромашкой. Малец учился на одном факультете с Русиновичем, а Ромашка — на физмате; когда-то, еще на первом курсе, они жили в одной комнате. Рядом с парнями шли две невысокого роста девушки, удивительно похожие одна на другую. Девушки шли в середине, парни — по сторонам.
Малец был худощавый, рослый парень, не очень красивый, но приятный с лица. Как бывший фронтовик, он все еще не разлучался со своей суконной гимнастеркой. На груди у него красовалась планка, которая свидетельствовала, что он награжден орденом и тремя медалями. Левое плечо у Мальца было заметно ниже правого — в войну разрывной пулей ему раздробило лопатку.
Малец стал знакомить Русиновича с девушками. И одна и другая, подав ему руку и назвав себя, поспешно добавили: «Очень рада». Русиновича удивило проворство Мальца: когда он успел найти этих девушек? И где встретился с Ромашкой? Русинович знал, что в их комнате на Немиге Ромашка не появлялся давно. К тому же человек он был замкнутый, неразговорчивый, не любил шумных сборищ, а случайных знакомств — тем более.
Русинович, уже успокоившись, пошел с товарищами, время от времени поглядывая на девушку, которая была немного повыше ростом и шла под руку с Мальцем.
Девушка была довольно приятной, стройной, с веснушчатым носиком. На ее тонких подвижных губах время от времени блуждала сдержанная улыбка,— казалось, девушке что-то мешает, что-то не позволяет рассмеяться от всей души. И это больше всего привлекало в ней, хотя в ее внешности ничего кричащего не было, и в такой толпе ее просто не заметил бы.
