Предисловие к первому изданию[1]
Истекает шестой год от начала русской смуты. Многое за это страшное время пережито, и многое из того, что было тайным, становится явным.
Сквозь туман взаимных обвинений, раздражения и злобы, вольной и невольной неправды пробивается на свет божий истина. Раскрываются двери архивов, становятся доступными тайны отношений, всплывают воспоминания, у людей начинает говорить совесть.
И по мере того как одна за другою ниспадают с прошлого завесы, рушатся с ними и те злые вымыслы и сказки, на которых выросла в злобе зачатая русская революция. Как будто встав от тяжелого сна, русские люди протирают глаза и начинают понимать, что они потеряли.
И все выше и выше поднимается над притихшей толпой чистый образ царственных страдальцев. Их кровь, их страдания и смерть тяжким укором ложатся на совесть всех нас, не сумевших их оберечь и защитить, а с ними защитить и Россию.
Покорные воле Предвечного, с евангельской кротостью несли они поругание, храня в душах непоколебимую верность России, любовь к народу и веру в его возрождение. Они давно простили всех тех, кто клеветал на них и предал их, но мы не имеем права этого делать. Мы обязаны всех призвать к ответу и всех виновных пригвоздить к столбу позора. Ибо нельзя извлечь из прошлого благотворных уроков для грядущих поколений, пока это прошлое не исчерпано до дна…
Говорить о значении воспоминаний Анны Александровны Вырубовой, урожденной Танеевой, не приходится: оно само собою очевидно. Из всех посторонних лиц А. А. Танеева[2] в течение последних двенадцати лет стояла к царской семье ближе всех и лучше многих ее знала. Танеева была все это время как бы посредницей между императрицей Александрой Федоровной и внешним миром. Она знала почти все, что знала императрица: и людей, и дела, и мысли. Она пережила с царской семьей и счастливые дни величия, и первые, наиболее горькие минуты унижения. Она не прерывала сношений с нею почти до самого конца, находя способы поддерживать переписку в невероятно трудных для того условиях. За свою близость к царской семье она подверглась тяжким гонениям и со стороны Временного правительства, и со стороны большевиков. Не щадила ее и клевета. Имя Вырубовой до сих пор в глазах известной части русского общества остается воплощением чего-то предосудительного, каких-то интриг и бесконечных тайн двора.
Мы не предполагаем ни оправдывать, ни порочить А. А. Танееву и не берем на себя ответственности за объективность изложенных ею фактов и впечатлений. Напомним, однако, что действия ее были предметом самого тщательного расследования, производившегося людьми, глубоко против нее предубежденными. Расследование это направлялось Временным правительством, для которого обнаружение в среде, близкой к царской семье, преступления или хотя бы того, что принято называть скандалом, было жизненной потребностью, так как в предполагаемой «преступности» старого режима было все оправдание смуты. И вот это разгадывание, вывернув наизнанку самые интимные подробности жизни и подвергнув женщину страшной нравственной пытке, не говоря о физических страданиях, ничего за ней не открыло и кончило тем, что признало ее ни в чем не виновной. Мало того, В. М. Руднев – следователь, производивший расследование «безответственных» влияний при дворе, проводником коих почиталась Танеева, – дал ей в своих воспоминаниях характеристику, совершенно обратную той, какую рисовала досужая молва. Он определяет ее как женщину глубоко религиозную, полную доброты и «чисто христианского всепрощения», «самую чистую и искреннюю поклонницу Распутина, которого до последних дней его жизни она считала святым человеком, бессребреником и чудотворцем». «Все ее объяснения на допросах, – говорит следователь, – при проверке их на основании подлинных документов всегда находили себе полное подтверждение и дышали правдой и искренностью».
Не касаясь этой оценки по существу, нельзя не отметить, что факты, следователем установленные, сняли с А. А. Танеевой по крайней мере те обвинения нравственного порядка, которые возводила на нее молва.
Не все, быть может, найдут в воспоминаниях А. А. Танеевой то, чего от них ожидают. И действительно, во многом эти воспоминания слишком сжаты, порой – излишне подробны. Возможно, в них есть кое-что недосказанное, вернее, неточно воспринятое и расцененное автором, например, степень влияния Распутина на образ мыслей императрицы Александры Федоровны, доверявшей, к прискорбию, его прозорливости и пониманию людей. Нет в них достаточно подробных сведений и о содержании бесед с ним, и о тех советах, которые он иногда подавал по практическим вопросам жизни, и это тем более жаль, что его советы, если судить по письмам императрицы, имели вовсе не тот характер, который им приписывали. Нет подробностей и о многих лицах, которые через А. А. Танееву пытались проникнуть в круг внимания императрицы и заручиться ее поддержкой. И вообще роль этого окружения кажется в воспоминаниях недостаточно выясненной.